Алексей Кудрин - Среда - Омега-день

Фигурка оказалась силуэтом кряжистого мужчины, весьма похожего по очертаниям на нашего Массажиста.

Хелен нахмурила рыжие брови с укором в адрес Джошуа. Раламбу тоже не понравилась гипотеза сына – рыбак недовольно поджал губы.

– Это не лучший стимул для взросления, Джошуа, – сказал я.

– Почему? – растерялся мальчик. – Юджин – хороший человек. Он помогает островитянам выживать после Омега-дня.

Хелен иронично усмехнулась и молниеносным движением ножниц отсекла голову у фигурки в руке Джошуа.

– Эй! – вскричал мальчик от неожиданности, но без всякой обиды на подружку.

Пока дети дружно смеялись над обезглавленным силуэтом, Венди поставила на стол миску со своим фирменным печеньем. Джошуа и Хелен тут же потянулись к лакомству. Благодаря сахарному клену, произраставшему на Алакосо, островитяне не забывали, что такое сладости.

– Что-то случилось? – спросил мальчик, очевидно, обратив внимание на наши с Раламбу понурые лица и равнодушие к угощению.

– Все хорошо, сын, – отозвался Раламбу. – Доедай печенье, и пойдем домой.

Хелен сходила за чаем.

Окунув печенье в чашку, Джошуа глубокомысленно произнес:

– Я, наконец, понял, что случилось с Большой землей.

– Опять? – удивился Раламбу. – Новая версия?

– Новая, – кивнул Джошуа.

– Что на этот раз?

– Это испытание, – проговорил мальчик с набитым ртом. – Испытание, и в то же время – наказание для людей.

Хелен с умилением слушала Джошуа.

– Люди тысячелетиями совершали плохие поступки, – продолжал мальчик, – тысячелетиями воевали друг с другом. В конце концов Богу надоело на это смотреть и он разделил людей на небольшие группы, которые не могут контактировать между собой. Жители Алакосо – одна из таких групп. Бог хочет, чтобы люди научились жить в мире и согласии хотя бы с малым количеством своих сородичей. Только потом нам будет возвращен Большой мир.

Хелен погладила Джошуа по курчавым волосам – слова мальчика ее тронули.

– У тебя просто золотой сын, Раламбу! – заявила Венди, прервав кухонные хлопоты.

– Ну отдохни хоть немного, – обратился к ней Джошуа. – Садись с нами!

Кухарка послушалась мальчика и села за стол рядом с детьми. Джошуа сразу же обнял ее за шею, чем едва не довел до слез счастья. Не осталась безучастной и Хелен: она присоединилась к мальчику и Венди, заключив в объятия их обоих.

5 месяцев и 16 суток с Омега-дня

Лебедева схватилась за концы моего воротника и с силой рванула их в стороны. Оторвавшиеся от рубашки пуговицы разлетелись, как искры фейерверка, и попадали на циновки, которыми был устлан пол в хижине Кати. Лебедева приоткрыла рот в выражении картежника, подавляющего азарт в ожидании ответного хода. Затем губы ее сомкнулись и стали сжиматься все сильнее, из красных становясь розовыми, а затем – белыми. Через мгновение пальцы Лебедевой впились мне в волосы.

– Ты там вообще хоть что-нибудь чувствуешь? – с холодной яростью спросила она.

Я обнял летчицу за талию одной рукой, а затем властно притянул ее к себе. Лебедева откинула назад расслабленную спину и хихикнула. Я наклонился к ней и стал целовать ее горячую, пахнущую загаром шею, ощущая губами пульсацию сонной артерии. В конце концов я не удержался и пустил в ход зубы – ее нежная кожа чуть натянулась под моими клыками. Лебедева взвизгнула и сипловато захохотала, а я поставил ногу позади нее, а потом толкнул летчицу от себя. Смеющаяся Катя опрокинулась на кровать, а я приземлился на согнутые руки, зависнув над ней.

Черты Лебедевой заострились от напускной строгости, но я уже знал, каким приемом можно нейтрализовать ее защиту. Вместо того чтобы продолжать наступление, я просто созерцал: я разглядывал сеть тончайших линий на коже ее лба, сизые блики на щеках и скулах, изредка подрагивающие ноздри. В тот момент я мог ожидать чего угодно, кроме мощного удара, который вдруг обрушился мне на спину и затылок. Помню, как отчаянно я пытался вдохнуть, но воздух отказывался входить в легкие.

– Эй! Какого дьявола?! – закричала Катя, но я уже еле слышал ее, проваливаясь в черное.

Первое, что я увидел, когда создание неуверенно вернулось, – соломенный потолок хижины. Липкая тьма норовила вновь поглотить меня с головой, время от времени затапливая поле зрения. Надо мной шевелились расплывчатые фигуры, откуда-то доносились яростные вопли Лебедевой. Не дав возможности осознать происходящее, вокруг меня снова сгустился мрак.