Андрей Валентинов - Аргентина. Локи

Зарядка по утрам, алкоголь пореже, побольше витаминов и восемь часов здорового сна. А вот спортом никогда не увлекался, вначале некогда было, а потом из журнальных статей узнал, что такое профессиональные болезни спортсменов. Воспаление связок, васкулиты, флебиты, перегрузка позвоночника… Ну их всех!

Боль – это ненадолго. Смерть же дело иное, она навсегда.

…Смерть по имени Война забрала трех братьев отца, одного за другим. Хорст их не помнил и помнить не мог – родился в 1915-м, в самый разгар. Отец, начальник городской почты, с Войной разминулся, но Смерть все равно пришла в семью – в 1919-м, уже после поражения. Теперь ее звали Испанка. Сначала Смерть забрала старшую сестру, потом маму, и, наконец, добралась до самого Хорста. Выжил, но навсегда запомнил страшные дни невесомой пустоты, когда мир заволокло сперва серым дымом, а потом пришла тьма. Смерть звала его чужим именем, но у мальчика хватило сил не откликнуться.

Выжил…

Потом Смерть заглянула еще раз. В 1923-м застрелился дядя Франц, мамин брат. Одноногий инвалид, унтер-офицер с Железным крестом, не захотел голодать и унижаться.

От Смерти Хорст и уехал. В отцовском доме было пусто и тоскливо, Локенштейн-старший потерял работу и пил, а потом сошелся с такой же пьющей соседкой, вдовой с тремя детьми. Когда в 1929-м сын заявил, что уезжает в Берлин к дальним родственникам – счастья попытать, бывший почтмейстер не стал возражать. Был бы трезвым, может и запретил, – Хорст даже не закончил школу. Но бутылка дрянного яблочного шнапса опустела уже наполовину, и старший Локенштейн лишь рукой махнул:

– Поезжай!

В Берлине было весело и очень интересно. Смерть осталась где-то далеко, за горизонтом, а вокруг кипела жизнь, да такая, что ввек умирать не захочешь. Ни к каким родственникам Хорст не поехал, а устроился в отель. Не в «Адлон», конечно, но тоже не в последний – «Курфюрстендам», что на одноименной площади. Взяли обычным посыльным – подай, принеси, спасибо, пошел вон. Жалованье, конечно, смех, но – возможности, а главное – перспективы! Тогда-то и окрестили его новые приятели прозвищем из давнего мифа. Был Хорст-пруссачок – стал Локи, свой в доску парень.

Но Смерть нашла Хорста и там. Сначала зарезали Блица, его учителя в тонкой воровской науке. Ловок был Молния, ни единого разу не попался «быкам», но как-то в недобрый вечер сел играть в карты «по маленькой» не с теми людьми. Расплатиться не смог и угодил прямиком на нож. А через год подельщик Локи со смешной кличкой Фингер сдуру да пьяных глаз пошел на «мокрое». На адвоката скинулись всей компанией, только не помогло. Следствие, скорый суд, гильотина в Плетцензее. Чик по горлу и нет на свете Пальца.

В карты Локи играть бросил, оружие в руки не брал из принципа. Даже карманный нож с собой не носил.

* * *

До полицейского авто он дошел своими ногами, хоть и крепко досталось. Главное уже понял: кто бы ни прикончил старину Штурра с его дружком, дело шьют ему, Хорсту Локенштейну. Почему – пока не важно, плохо, что шов больно крупный и нитки суровые. Взяли на месте, считай, у лужи крови, а если еще и с «пальчиками» нахимичили…

О таком в их узком кругу толковали. «Быки» и без того нелюди без совести и чести, а если их, к примеру, начальство прижмет или газетчики оплевывать начнут! Убийцу из Дюссельдорфа, о котором потом даже фильм сняли, найти так и не сумели, зато невинного человечка подставили. Наверняка тоже били, а, может, что похуже придумали. Главное, протокол подписан, а потом хоть кричи, хоть волком вой.

…И везут не в районный комиссариат, не в городской даже, а куда-то еще. Ясное дело, от чужих глаз подальше, чтобы ни один глазастый репортер не заметил. Когда же свернули к Темпельгофу, Локи окончательно понял, что пропал. В «Колумбию»! Бывшая следственная тюрьма и сейчас числилась таковой, но славу имела жуткую. В 1933-м ее взяли под контроль штурмовики, потом их сменили «черные» СС, и попадали туда не за честное воровство, а за «политику», чтоб она пропала.

Локи закрыл глаза и прикусил язык. Молчать!

* * *

– Ваше признание, Локенштейн, не требуется. Улик – на три приговора. О вас же забочусь. Сами знаете, чистосердечное признание, искреннее раскаяние… Суд обязательно учтет. Могу процессуальный кодекс показать.

В голосе криминальинспектора Шульца – мед, но уж больно кислый, с прогорклым вкусом. Локи попытался отвернуться…

Удар! Прямо в лицо!

Сидевший рядом с Шульцем квадратного вида полицейский подул на кулак.