Алекс Соловьев - Матриум. Приветики, сестрицы!

Вот только бы еще от кошмаров избавиться. А то по ночам пережитое все-таки дает о себе знать. Больно много всего за последние полгода навалилось, и все это как-то переварить надо. Вот, например, вчера. Снится мне псина, этакая откормленная тумбочка, вся аж лощенная, а на шее – розовый бантик. Стоит ко мне задницей, чего-то там жрет – уши пошевеливаются. И все это не понять где: стены и пол – все такое белое-белое. Обхожу, глядь, на полу малютка – крошечная совсем, и – фу, какая жуть: эта тварь у нее в животике уже целую яму выгрызла, брр…. И еще мне будто откуда-то известно – та малютка, она не как мы все, не из яслей, а из семьи. Ну, то есть вы поняли, как у древних. Будто породили ее маскулина с феминой самым что ни на есть животным образом – то бишь, пардон, прямиком из вагины. А псина как будто там у них и живет, и эта псина – самка, я это поняла по тем пупырышкам на пузе, как они там у них называются… И тут – представляете? – малютка поворачивает головушку – махонькую такую, как кулачок, – и зырк на меня, а глазки-то голубые, ясные – прямо лазурные, таких и в жизни-то не бывает. И от этого взгляда мне горько стало.

В храмотории я все свои сны пересказывала господину Мэджу или светлейшей госпоже Клевеланд, они мне про них все растолковывали. Там, во снах, куча всего зашифровано, и теперь я одна ломаю башку над всеми ихними загадками.

Да, я не объяснила вам, что такое храмоторий. Это такое место, где продвинутым лечат нервы разными тренингами, медитациями и процедурами, но подробнее об этом позже. Сначала я вам о себе расскажу.

Хотя это непросто – говорить о себе. Ведь если уж говорить, то правду. А правда, если разобраться, это довольно туманная штука. Взять хотя бы мое прошлое – гимназиум, бакалавриат: раньше жизнь у меня была скучной-прескучной, как трещина на потолке. И где там я, в той моей прошлой жизни? Жила я по самому простенькому мироконцепту, какие бывают: стандарт-минимум-лайт, – слышали, конечно, про такой? Там всего-навсего девять пунктов – для самых ленивых бездельниц вроде меня. Но, как бы там ни было, этот минимум я выполняла добросовестно и вела себя как порядочная матриумианка. Дело-то нехитрое. Дома – головид: знай, сиди, таращься. А еще – старенькая прялка для умиротворения и развития мелкой моторики (хотела бы я поглядеть на ту гору пряжи, что за свою жизнь перепряла), а еще – разные душеполезные мантры – два томика из натуральной бумаги, мне их на двадцатипятилетие подружки подарили. При чужих я, как водится, всегда прилежно косила под нормалку: глядите, мол, какая я вся из себя позитивная, аж искорки из макушки сыпятся. Бывало, от вымученных улыбок щеки сводит. Мы в Каллионе все друг перед дружкой из кожи лезем, чтобы казаться белее и пушистее, чем есть на самом деле. Сейчас даже вспомнить противно. Так что раз уж я взялась рассказывать вам мою историю, то на сей раз – честное-пречестное слово – не стану притворяться и приукрашивать, а расскажу все как есть. Ну, а если где ненароком и переиначу, то уж простите.

Господин Мэдж был моим гуру, и я с ним до нашего шоу тесно контачила. Сперва я с ним не очень была согласна, много чего не понимала, а теперь кое-что стало до меня доходить. Кстати, я о нем беспокоюсь – как он там? Его ведь никто не любит теперь, не то, что в былые времена. Оно и понятно, ведь теперь его иногда прямо-таки несет – сегодня одно болтает, завтра – другое. Говорит – потому что в жизни тоже все относительно и противоречиво. Так уж у них, у продвинутых, заведено. С одной стороны, они вроде как много чего знают, а с другой – запросто могут себе позволить поменять мнение, когда им вздумается. Хотя в мироконцептах всюду пишется, что менять мнение – некомильфо. Само собой, я вам потом растолкую, кто такой господин Мэдж, и отчего это я о нем в самцовом роде говорю. Потом вы все поймете, а пока уж потерпите.

Была у меня на эротинге одна клиентка, маскулина, большая любительница пофилософствовать, звали ее Имра. Одно время я ее частенько теребонькала, шибко нравились ей мои руки. И вот однажды как раз перед тем, как кончить, она мне говорит: «Знаешь что, Иллка, а ведь истина – это тоже что-то вроде оргазма. Почувствовать ты ее можешь, а удержать, как ни старайся, все равно не получится». Я тогда похихикала, но это очень верные слова, насчет истины, тут я с Имрой целиком согласна. Так что буду рассказывать вам все по порядку, а истина пускай тем временем между слов проскальзывает.

Итак, начну с самого-самого начала.