Борис Тараканов - Кольцо времени

— У Достоевского? — Юра искренне удивился.

— Я знал, что Вы не поверите, — Бондарь усмехнулся. — Однако вспомните его рассказ «Сон смешного человека». Там некое высшее существо переносит главного героя на Землю, находящуюся в ином варианте развития — без греха, горя, болезней… Как и следовало ожидать, ничего хорошего этот визит не принес.

— Не читал, к сожалению… — Юра вздохнул.

— Почитайте обязательно, не пожалеете. Так вот, как в любой кристаллической структуре, во Вселенной иногда происходит… — Бондарь на секунду задумался, — «слияние граней». Грани миров как бы сходятся на определенное время, чтобы потом разойтись опять, или образовать новую грань, новый параллельный мир — мы ведь с Вами знаем, что кристаллы имеют способность расти.

Юра кивнул. Бондарь явно увлекся своей лекцией, но прерывать его он не собирался.

— Таким образом, параллельные миры на короткое время как бы проникают друг в друга — объединяются. И тогда возможен переход. По Вашему лицу вижу, что Вы находили отражение этой идеи у Кастанеды… По одной из версий, «Летучий Итальянец» попал как раз в зону такого вот «слияния» двух разнородных, но весьма похожих друг на друга миров и замкнул собственное Время в кольцо. Но, гипотезы — гипотезами, Юра, однако, сами понимаете, — продолжал Бондарь, — что намеренно попасть в параллельное пространство — это нечто из области слабонаучной фантастики. Тем не менее, большинство ученых склоняется к тому, что теоретически это возможно. Меньшинство же считает, что это возможно также практически. Например, через полумифический Абсолютный Путь. Просто доступно далеко не всем… Хотя, Вы ведь наверняка читали об этом и у Крапивина, и у Льюиса, и у Ричарда Баха. И даже у «диссидента» Вячеслава Рыбакова…

Бондарь сделал небольшую паузу.

— Однако наш с Вами поезд, похоже, не ищет «дыры в гранях», чтобы попасть в соседние пространства. Он их делает! И мировая железнодорожная сеть — первый ему в этом помощник.

— Каким же это образом? — Юра недоверчиво покосился на собеседника.

Бондарь почесал бородку.

— Хороший вопрос, но вряд ли на него можно ответить однозначно. Многие философы, а также кое-кто из физиков, совершенно уверены, что «стыковка граней», равно, как и их, извините, «продырявливание», практически всегда происходит близ железных дорог, в тоннелях метро и у трамвайных линий. Помните детскую легенду о том, что в Счастливую Страну можно уехать на трамвае или на пригородной электричке? Впрочем, такие сказки ходили в моем детстве, а Ваше поколение росло на совершенно других мечтах… Так вот, дорогой мой, запомните на всю оставшуюся жизнь: легенды, особенно детские, никогда не рождаются на пустом месте! Такова технология этого жанра и в этом состоит его основной закон. Кто знает, может быть, есть места, где рельсовые пути разных миров каким-то непостижимым образом стыкуются между собой. И даже разница в ширине колеи здесь не помеха… Ведь существует довольно устойчивая гипотеза, что любой заброшенный или тупиковый путь — не обязательно мертвый путь, это Вам любой ребенок расскажет. Вполне возможно, что он имеет свое продолжение в соседнем от нас пространстве. И ходить по нему может все, что угодно… — Бондарь вновь задумался. — Интересно, что первыми способность железной дороги как-то затрагивать «грани миров» действительно почувствовали именно дети и… поэты.

— Поэты? — не понял Юра.

— Представьте себе! Но это не удивительно, ведь поэты — тоже в чем-то дети. Только их восприятие мира часто более зыбко, ассоциативно… как сон. Судите сами, — ответил Бондарь, и безо всякого перехода начал читать: Не поездам завидую, а рельсам С нелегкой, неуступчивой судьбой; Коснись щекою, их теплом погрейся И попроси поговорить с тобой. Они расскажут, что в далеких странах, В одном из незаметных городов Есть кто-то, как и я, такой же странный, Кто слушать рельсы до утра готов. Сквозь пальцы пропускать прохладный гравий, Нездешних поездов услышать дрожь, И ощутить натруженные грани, И беспредельно верить, что живешь.

Бондарь читал негромко, вкладывая душу в каждое произнесенное слово. Похоже, ему доставляла большое удовольствие сама возможность продемонстрировать свое умение «держать слово» еще и в стихотворном жанре. Юра вслушивался в незнакомые строчки, и испытывал непонятное волнение — это чувство всегда охватывало его при встрече с талантливыми, пронизывающими сердце стихами.

— Кто это?