Юлия Власова - Таймири

«Он приведет нас, куда положено. А там мы философа и сцапаем», — думал лис-Вазавр, втайне радуясь, что ему достался лучший плащ-модификатор. Эти плащи придворный Авантигварда изготовил специально для секретной операции. Надвинешь капюшон поглубже, застегнешь молнию — и ты уже не ты, а газель, волк или рысь. Мечтаешь о грации пантеры — пожалуйста! Желаешь меховую шубку — и это исполнимо, был бы только плащ под рукой. И не распознать в тебе будет ни командира, ни соглядатая. Нюх твой станет острым, глаз — зорким, ухо — чутким. Да и мерзнуть по ночам не придется. Вазавру уже давно хотелось узнать, каково это, когда в зверином теле человечья душа.

Карион не мог заметить слежки. Равнина была холмистая, и лисы, перебегая от одного холмика к другому, держались от путника на расстоянии, чтобы он не насторожился да не сбавил ходу. Во время коротких передышек, когда Карион в изнеможении прилегал на дернистую почву, Вазавр расцеплял зубами застежку на груди и превращался в самого себя. Доставал тетрадь, фонарик — и принимался строчить рапорт об операции. А чтобы Авантигвард не засомневался в достоверности рапорта и в усердии исполнителя, дополнял сухие данные краткими описаниями и собственными рассуждениями. Писал Вазавр малость неразборчиво, однако — надо отдать ему должное — без единой ошибки:

Ночь 11-ого дня, влажного лета, года Разливов.

Тащиться за мальчишкой — всё равно что шагать в неизвестность. Куда он нас ведет, леший знает! Мы следовали за ним по реке, но, когда посудину малого раздробило о камни на мелководье, пришлось причалить к берегу. Он ни разу не повел себя странно. Кажется, он просто не замечает нашего присутствия. По вашему совету, воспользовались плащами-модификаторами. Рыскаем меж холмов в облике лис. Донимает голод. Рядовые ропщут, но ничего, я их построю! В меху застревают проклятые колючки. Тут этого репейника пруд пруди. Правда, всё ж лучше, чем в пустыне.

Выражаю свою признательность его величеству, Икротаусу Великому, за оказанную нам милость и проявленное терпение. Клянусь честью, город Цвета Морской Волны будет взят!

Вечер 12-ого дня, вл. лета, года Р.

Преследуемый еле плетётся! Сегодня от силы пять километров прошел. Как будто нарочно нас изводит! Я насчитал три вещи, от которых можно изнывать: голод, жара и скука. Так вот, скука, доложу я вам, из них самая подлая и коварная. Подозреваю, что даже коварнее меня.

В питье мы не нуждались — воды в реке предостаточно. Проблема была лишь в том, что не могли, как следует, помыться. Во-первых, потому что эта самая вода способна превратить в ледышку кого угодно. А во-вторых, в лисьей шкуре особо не отмоешься. Поэтому мы тащимся по долине, вонючие и грязные, и умираем со скуки.

Карион тоже вёл дневник, в сумерках и при свете месяца. Когда в степи затихали все звуки, когда унимался ветер, а плавные линии холмов озарялись лунным сиянием, он поверял свои мысли и переживания старому, измятому блокноту. Потому как больше поверять эти самые мысли было некому.

Дневник Кариона:

Влажное лето, день 12-ый (возможно, я сбился со счета). Год Разливов.

Я никогда раньше не бывал в степи. Она точь-в-точь такая, как о ней рассказывал дед. Сухая и безжизненная. Когда ты один, приходится много думать. Думать, как себя прокормить и как защититься от зноя и скорпионов. Скорпионов я боюсь больше всего на свете. Говорят, их яд убивает мгновенно. Пока не встретил ни одного. Припасы скоро закончатся, и у меня опускаются руки, когда я представляю, какую долгую дорогу еще предстоит проделать. Конечно, лучше ничего не представлять и думать о приятном. Приятно будет вновь увидеть учителя. Где он сейчас, где славный Диоксид? Я наугад иду на север, по течению реки. С лодкой было бы быстрее, но где раздобыть новую? Все бы отдал за плавучее бревно! Но ведь тут даже бревен нет! Слыхал я, что в массиве деревья растут. Вот бы на них хоть глазком взглянуть! Но рубить — рубить я бы не стал.

Спокойной ночи тебе, блокнотик. А для меня ночь навряд ли выдастся спокойной…

Дневник Вазавра:

Проклятущая ночь 13-ого дня, вл. лета, года Р.

Почему проклятущая? Да потому что одного из солдат ужалил скорпион, и бедняга (солдат, разумеется) целую вечность корчился в апоплексическом припадке, пока, наконец, не испустил дух. Прежде я ничего подобного не встречал. И понятия не имел, что скорпионы в данной местности настолько ядовиты! Так что теперь к прочим нашим опасениям добавилось новое — опасение напороться на смертоносное жало.