Жюль Верн - Том 1. Пять недель на воздушном шаре. С Земли на Луну. Вокруг Луны

Если уважаемый Мастон и не был в состоянии расслышать эти «ура», выкрикиваемые в его честь, то в ушах у него звенело наверняка. Что–то поделывал он в это время? Стоял, бедняга, на своем наблюдательном посту в Скалистых горах, на астрономической станции Лонгспика, и старался разыскать в беспредельном пространстве снаряд колумбиады. Если он думал в эту минуту о своих дорогих друзьях, то надо сказать, что и они не оставались в долгу, и под влиянием какого–то странного возбуждения все их лучшие мысли и чувства были связаны с ним.

Чем же, однако, объяснялось это усиливавшееся с каждой минутой возбуждение пассажиров снаряда? Лица их раскраснелись, точно они сидели перед раскаленной печью: дыхание сделалось бурным; легкие работали, как кузнечные мехи; глаза горели, голоса звучали оглушительно громко; каждое слово вылетало из их уст, как пробка из бутылки шампанского. Их жесты стали беспокойными, им не хватало места, чтобы развернуться, и, что всего удивительнее, они даже не замечали своего странного нервного возбуждения. Однако они были трезвы, это не подлежало никакому сомнению. Следовало ли приписать это странное мозговое возбуждение необычайной обстановке, близости ночного светила, от которого их отделяло всего несколько часов пути, или таинственному влиянию Луны на их нервную систему?

— А теперь, — резко произнес Николь, — раз не известно, возвратимся ли мы с Луны, я хочу знать, что мы станем на ней делать.

— Что мы станем делать? — воскликнул Барбикен, грозно топая ногой, словно он находился в фехтовальном зале. — Я этого и знать не хочу!

— Ах, ты не знаешь? — взревел Мишель, и его крик вызвал громкое эхо в снаряде.

— Нисколько об этом не забочусь! — в унисон ему кричал Барбикен.

— А я знаю! — воскликнул Мишель.

— Ну и скажи! — завопил Николь, который тоже не в состоянии был сдерживать раскаты своего голоса.

— Захочу — скажу! — ответил Мишель, резко хватая товарища за руку.

— Говори сию минуту, — гремел Барбикен, сверкал глазами и грозя кулаком. — Ты увлек наев это безумное путешествие, и мы желаем, наконец, знать, зачем!

— Да, — заорал Николь, — если я не знаю, куда иду, то хочу знать, зачем я иду!

— Зачем! — вскричал Мишель, подпрыгивая на целый метр. — Ты хочешь знать, зачем? Затем, чтобы именем Соединенных Штатов завладеть Луной! Чтобы присоединить к Союзу сороковой штат! Чтобы колонизовать Луну, обработать ее, заселить, насадить там все чудеса науки, искусства и техники! Чтобы цивилизовать селенитов, если они только уже не цивилизованнее нас, и, наконец, провозгласить у них республику, если они еще не догадались сделать это сами!

— Да существуют ли еще на Луне эти селениты? — зарычал Николь, которым под влиянием непонятного опьянения словно овладел дух противоречия.

— Кто говорит, что селенитов нет? — угрожающе завопил Мишель.

— Я! — проревел в ответ Николь.

— Капитан! Посмей только повторить эту дерзость, и я заткну тебе глотку!

Противники готовы были кинуться с кулаками друг на друга, и нелепый спор грозил превратиться в побоище, если бы Барбикен, подскочив, не бросился их разнимать.

— Стойте, безумные! — крикнул он, разводя Николя и Мишеля. — Если селенитов нет, мы обойдемся и без них.

— Ну, конечно, — орал Мишель, уже позабыв все свои предшествующие утверждения. — Мы можем обойтись и без них! На черта нам селениты!.. Долой селенитов!

— Луна будет наша! — кричал Николь.

— Мы втроем провозгласим республику!

— Я буду конгрессом! — вопил Мишель.

— А я сенатом! — орал Николь.

— А Барбикен президентом! — рычал Мишель.

— Президент должен быть избран народом! — крикнул Барбикен.

— Президент будет избираться конгрессом, — завопил Мишель. — А так как я и есть конгресс, то я единогласно избираю тебя президентом!

— Ура! Ура! Да здравствует президент Барбикен! — кричал Николь.

— Гип, гип, ура! — подхватил Мишель Ардан.

Затем «президент» вместе с «сенатом» громовыми голосами затянули популярную песенку «Янки дудл», а конгресс вторил им, распевая в басовом регистре «Марсельезу».

Тут началась такая безудержная пляска, с исступленными жестами, дикими конвульсиями и клоунскими кульбитами, что Диана, присоединившись к этой вакханалии, неистово завыла и подпрыгнула к самому своду снаряда. Оттуда послышалось непонятное хлопанье крыльев и необычайно звонкий петушиный крик.

Пять или шесть кур, как обезумевшие летучие мыши, взлетели под потолок, ударяясь с размаху о стенки снаряда.