Чарльз Стросс - Акселерандо

Жила-была домашняя кошка.

Правда, она не была кошкой.

Давным-давно молодой предприниматель по имени Манфред Макс носился в самолетах над все еще не разобранными структурами старого континента, называвшегося Европой, и с помощью непредсказуемых бизнес-планов делал странников богатыми, а друзей — верными, и в сущности, все это было отчаянной заместительной деятельностью, непрерывно ускоряющимся бегом в колесе в попытке уйти от собственной тени. И путешествовал он с робоигрушкой в форме кошки. Айнеко была продуктом третьего поколения, произошедшего от оригинальных элитных японских робокомпаньонов, программируемым и дополняемым. В жизни Манфреда больше ничему и не находилось места, и он любил своего робота, несмотря на кого-то пугающе упорного и пронырливого, кто то и дело подкладывал ему на порог котят с удаленным мозгом. Он любил свою кошку почти так же сильно, как Памела, его невеста, любила его самого, и она знала об этом. Памела, будучи гораздо умнее, чем приписывал ей Манфред, осознала, что быстрейший путь к сердцу человека лежит через то, что он любит. И будучи также гораздо сильнее помешанной на контроле, чем осознавал Манфред, Памела была решительно готова использовать все, что угодно, до чего могла дотянуться, в качестве пут и цепей. Их отношения были очень в духе двадцать первого века — за век до того они были бы противозаконными, а еще веком ранее — модно-скандальными. И каждый раз, когда Манфред усовершенствовал свою робокошку, перенося ее обучаемую нейросеть на новое тело с новыми и чудесными слотами расширения — Памела взламывала ее.

Они долго были женаты, а разводились, как гласит легенда, и еще того дольше, ведь оба они обладали сильной волей, а их жизненную философию не могло примирить ничто, кроме смерти и восхождения. У Мэнни, человека до безумия творческого, направленного вовне и имеющего период фокусировки внимания не больше, чем у кота на валерьянке, бывали и другие любовницы. У Памелы… кто знает? Если иногда вечерами она и отправлялась, надев маску, в фетиш-клуб в зону знакомств, она никому бы не стала рассказавать об этом — ведь она жила в чопорной Америке, придерживалась пуританских взглядов, и имела репутацию, которую необходимо было поддерживать. Но они оба общались с кошкой, и хоть Манфред по каким-то причинам, о которых никогда не говорил ничего определенного, удерживал кошку вблизи себя, она всегда отвечала на звонки Памелы. Потом пришло время смотаться с их дочерью Амбер, кошка сопровождала ее в бегстве и в релятивистском изгнании, да и потом не сводила собственнического взгляда с ее эйген-сына, Сирхана, его жены, и наконец, их ребенка, клона с семейного древа, Манфреда 2.0…

И вот в чем суть: Айнеко не была кошкой. Айнеко была искином, обитавшим в искусственных кошачьих телах, с каждым совершенствованием становившихся способными поддерживать все более сложные нейросети, и все более реалистичными.

Интересно, догадывался ли кто-нибудь в семье Максов хоть однажды спросить у Айнеко, чего хочет она сама?

И если бы последовал ответ, понравился бы он им?

Взрослый Манфред, все еще дезориентированный своим пробуждением и воссозданием спустя пару столетий после своего поспешного изгнания из системы Сатурна, неспешно прокладывает дорогу к дому Сирхана и Риты, и тут отражение большого-Манни-с-памятью-Манфреда обрушивается на его сознание, как тонна дымящегося компьютрония, раскаленного докрасна.

Это классический момент в стиле «о, чёрт!». В промежутке между отрывом ноги и наступанием на другую ногу Манфред оступается с размаху, чуть не выворачивает лодыжку и останавливается, хватая ртом воздух. Он вспоминает . Сначала откуда-то из третьих рук приходит память о том, как он воплощен как Манни, сын-непоседа Риты и Сирхана (и почему только они захотели воспитать предка вместо создания нового ребенка? Это один из задвигов их новой культуры, настолько чуждых, что он с трудом понимает их) Потом он долго вспоминает жизнь ускоренным отражением — как беспамятный Большой Манни наблюдал за своей главной ветвью из городского киберпространства. Появление Памелы, реакция взрослого Манни на нее, сбрасывания в память Манни еще одной копии воспоминаний Манфреда, и теперь это… Сколько же штук меня тут водится ? — нервно гадает Манфред. Памела? Она-то что здесь делает?

Манфред встряхивает головой и оглядывается. Теперь, когда он побывал Большим Манни, он точно знает, где он, и что еще важнее, теперь он отлично разбирается в городских интерфейсах следующего поколения. Светящиеся пиктограммы на стенах и потолке обозначают целую кучу разнообразных услуг во всем диапазоне от местных служб мгновенного доступа до телепортации на межзвездные расстояния. Ага, значит они все еще не свернули географию полностью , осознает он, удовлетворенно цепляясь за ближайшую из собственных, понятных мыслей на эту тему, пока память Большого Манни еще не объяснила ему все. Насколько же это чудно — видеть все это впервые, все эти изыски техносферы, на века обогнавшей последнюю из тех, в которых он был жив — и при этом иметь воспоминания, в деталях объясняющие ее устройство. Манфред замечает, что ноги все еще несут его вперед, и он подходит к покрытой травой площади, двери по краям которой ведут в личные апартаменты. За одной из них он и встретит своих потомков, и — со всей вероятностью — Памелу. Мысль об этом заставляет его желудок сделать маленькое головокружительное сальто. Не готов я к этому…