Рэй Брэдбери - Мальчик-невидимка

-- Только не вздумай мне козни строить, -- предупреди-ла Старуха. -- Я хрупкая, словно весенний лед, со мной грубо нельзя.

Потом прибавила:

-- А как с твоими родителями?

-- Родителями?

-- Не можешь же ты таким вернуться домой. Ты ж их насмерть перепугаешь! Мать так и шлепнется в обморок, будто срубленное дерево. Очень им надо на каждом шагу спотыкаться о тебя, очень надо матери поминутно звать: "Чарли, где ты?" -- а ты у нее под носом!

Об этом Чарли не подумал. Он малость поостыл и даже прошептал: "Господи?", после чего осторожно ощупал свои длинные ноги.

-- Ох, и одиноко тебе будет. Люди станут смотреть прямо сквозь тебя, как сквозь стеклянную банку, толкать, пихать на ходу -- ведь тебя же не видно. А девчонки-то, Чарли, девчонки...

Он глотнул.

-- Ну, что девчонки?

-- Ни одна и глядеть на тебя не захочет. Думаешь, им нужно, чтоб их целовал парень, если ни его, ни губ не видать!

Чарли озабоченно ковырял землю пальцами босой ноги. Он надул губы:

-- Все равно хоть немного побуду невидимкой. Уж я позабавлюсь! Буду осторожным, только и всего. Буду дер-жаться подальше от фургонов и коней. И от отца подальше, он как услышит шорох какой, сразу стреляет. -- Чарли морг-нул. -- Я же невидимка, вот и влепит он мне заряд крупной дроби, очень просто, почудится ему, что белка скачет на дворе, и саданет. Ой-ой...

Старуха кивнула дереву:

-- А что, так и будет.

-- Ладно, -- рассудил Чарли, -- сегодня вечером я по-буду невидимкой, а завтра утром ты меня по-старому сде-лаешь, решено?

-- Есть же чудаки, выше себя прыгнуть стараются, -- сообщила Старуха жуку, который полз по бревну.

-- Это почему же? -- спросил Чарли.

-- А вот почему, -- объяснила она. -- Не так-то это просто было, сделать тебя невидимкой. И теперь нужно время, чтобы с тебя сошла невидимость. Это как краска, сразу не сходит.

-- Это все ты! -- вскричал он. -- Ты меня превратила! Теперь давай ворожи обратно, делай меня видимым!

-- Тише, не кричи, -- ответила Старуха. -- Само сойдет помаленьку, сперва рука покажется, потом нога.

-- Это как же так -- я иду по горам, и только одну руку видно?

-- Будто пятикрылая птица скачет по камням, по еже-вике!

-- Или ногу?..

-- Будто розовый кролик в кустах прыгает!

-- Или одна голова плывет в воздухе?

-- Будто волосатый шар на карнавале!

-- Когда же я целым стану?

Она прикинула, что, пожалуй, не меньше года пройдет. У него вырвался стон. Потом он захныкал, кусая губы и сжимая кулаки.

-- Ты меня заколдовала, это все ты, ты наделала. Теперь мне нельзя бежать домой! Она подмигнула:

-- Так оставайся, живи со мной, сынок, тебе у меня будет вот как хорошо, уж я тебя так баловать да холить стану.

-- Ты нарочно это сделала! -- выпалил он. -- Старая карга, вздумала удержать меня! И он вдруг метнулся в кусты.

-- Чарли, вернись!

Никакого ответа, только топот ног по мягкому темному дерну да сдавленный плач, но и тот быстро смолк вдали. Подождав, она развела костер.

-- Вернется, -- прошептала она. И громко заговорила, убеждая сама себя: -- Будет у меня собеседник всю весну и до конца лета. А уж тогда, как устану от него и захочется тишины, спроважу его домой.

Чарли вернулся беззвучно вместе с первым серым про-блеском дня; он прокрался по белой от инея траве туда, где возле разбросанных головешек, точно сухой обветренный сук, лежала Старуха.

Он сел на скатанные ручьем голыши и уставился на нее.

Она не смела взглянуть на него и вообще в ту сторону. Он двигался совсем бесшумно, как же она может знать, что он где-то тут? Никак!

На его щеках были следы слез.

Старуха сделала вид, будто просыпается -- она за всю ночь и глаз-то не сомкнула, -- встала, ворча и зевая, и повернулась лицом к восходу.

-- Чарли?

Ее взгляд переходил с сосны на землю, с земли на небо, с неба на горы вдали. Она звала его, снова и снова, и ей все мерещилось, что она глядит на него в упор, но она вовремя спохватывалась и отводила глаза.

-- Чарли? Ау, Чарльз! -- кричала Старуха и слышала, как эхо ее передразнивает.

Губы его растянулись в улыбку: ведь вот же он, совсем рядом сидит, а ей кажется, что она одна! Возможно, он ощущал, как в нем растет тайная сила, быть может, наслаж-дался сознанием своей неуязвимости, и уж, во всяком случае, ему очень нравилось быть невидимым.

Она громко произнесла:

-- Куда же этот парень запропастился? Хоть бы зашумел, хоть бы услышать, где он, я бы ему, пожалуй, завтрак сготовила.

Она принялась стряпать, раздраженная его упорным мол-чанием. Она жарила свинину, нанизывая куски на ореховый прутик.