Михаил Герчик - Лети, Икар!

«И вот их то я хотел научить читать и писать, плавить металлы и строить дома, — с грустью подумал Ожегов, наблюдая, как, неловко подпрыгивая и воинственно размахивая дротиками, пигмеи исполняют какой-то танец на палубной площадке. — Пожалуй, для этого тридцати лет мало…»

Повернув в шлеме голову, он посмотрел на дикарей, столпившихся вокруг него. Они терзали альбомы, которые он собирался им показать, рвали друг у друга из рук микрокиноленты, время от времени перекидываясь скрипучими, отрывистыми словами. О нем они, казалось, забыли. Но это было не так. Едва Ожегов попробовал пошевелить связанными руками, как тут же снова оказался погребенным под скользкими, блестящими телами.

Через несколько минут дикари подхватили его на руки, и весь отряд двинулся к малиновому озеру.

Лежа на руках пигмеев и плавно покачиваясь в такт их движениям, Андрей Дмитриевич раздумывал над создавшимся положением. Пока оно не внушало ему опасений: в корабль дикари не попали; находясь в скафандре, он не опасался их палиц и дротиков; запаса кислорода должно было хватить надолго. Во всяком случае, к тому времени, когда кислород подошел бы к концу, Ожегов надеялся освободить руки. А если обстоятельства вынудили бы его пустить в ход пистолет, он мог бы проложить себе дорогу к кораблю даже среди всего населения планеты. То же, что он попал к дикарям в плен, позволяло ему хорошо ознакомиться с их бытом, обычаями и попытаться подружиться с ними.

Хотя первоначальные намерения Ожегова пошатнулись при виде пигмеев, он не терял надежды, что сможет многое сделать для них.

После нескольких часов ходьбы отряд прибыл на берег озера, но не остановился у пещеры, где провел ночь Ожегов, а пошел дальше, углубляясь в бесконечные лабиринты горных отрогов, несколькими цепями протянувшимися вдоль побережья. Отряд спешил, словно уходя от преследования.

Ожегов видел, как по пути большая группа воинов зачем-то отлучилась от отряда. Вскоре они вернулись, тяжело нагруженные убитыми животными, напоминавшими многолапых двухметровых ящериц.

Войдя в глубокое ущелье, отряд выставил часовых и стал на привал. Добычу охотники сложили в центре, и старейшины — трое наиболее рослых и свирепых дикарей, ловко орудуя руками и зубами, быстро разделили ее на большие куски.

Пигмеи ели сырое мясо, разрывая куски острыми изогнутыми зубами. Кровь текла по их рукам. Возбужденные запахом пищи и, видимо, опасавшиеся, что им ничего не достанется, часовые оставили свои посты у выходов из ущелья и тоже присоединились к пиршеству.

Зрелище было настолько омерзительным, что Андрей Дмитриевич закрыл глаза.

Резкий, пронзительный крик заставил его сделать попытку приподняться, и это удалось ему.

Ущелье, окруженное со всех сторон голыми, обрывистыми утесами, напоминало большой каменный мешок, из которого было только два выхода — почти трехметровый проход, в который они вошли, и узкая щель впереди. И в обоих проходах Ожегов увидел людей, отличавшихся по виду от тех, которые взяли его в плен. Свист камней, дротиков и пронзительные крики подтвердили, что он не ошибся, что люди, появившиеся в проходах, и пигмеи враги.

Тугие лианы не мешали Ожегову поворачиваться с боку на бок. На этот раз он стал свидетелем не схватки животных, а беспощадного сражения людей.

Нападавшие, очевидно, устроили в выходе из ущелья засаду, а то, что часовые бросили свои посты, позволило им отрезать пигмеям путь к отступлению. Через мгновение лавина воинов с двух сторон влилась в ущелье… Закипел рукопашный бой.

Нападавшие значительно превосходили пигмеев ростом. Кожа у них была светлее, размеры туловища, рук и ног пропорциональнее. Вооружены они были двухметровыми дубинами, утолщавшимися на конце. Стремительно вращая их, они опускали это грозное оружие на головы своих противников.

Несколько минут в ущелье ничего нельзя было разобрать. Все сплелось в клубок воющих, качающихся, рвущих друг друга тел. Словно в калейдоскопе промелькнул перед Ожеговым светлокожий гигант, взмахом палицы раскроивший голову пигмею и павший от копья другого, пронзившего его насквозь; пигмей, поваливший своего противника и тянувшийся длинными руками к его горлу, а рядом — еще один пигмей, извивающийся от страшной боли на каменистой земле.

Потом из сумятицы борьбы Ожегов выделил высокого, широкоплечего и, по-видимому, еще молодого воина и начал наблюдать за ним, стараясь не выпускать его из вида.

Ростом юноша, пожалуй, не уступал Ожегову. Лицо его, широкое, скуластое, с низким, чуть скошенным лбом, переходящим в широкие надбровные дуги и оттененным шапкой густых черных волос, в которые были воткнуты длинные перья, казалось возбужденным борьбой. Большие глаза внимательно осматривали поле битвы. Неутомимый, он успевал всюду, где его соплеменникам приходилось туго, и палица его, словно молния, крушила пигмеев.