Лина Кирилловых - Прямые зеркала

– Не бойся. Эй! Слышишь? Куда ты делся? – и голос хихикнул. – А, вижу. Ты сел почти на перископ.

Голос призрака – не призрака, земли – был звонким и мальчишеским.

– Уйди. Изыди! Кыш!

– Я не могу уйти. Я здесь живу.

– Тогда не ешь меня, – мольба вышла жалкой.

Горячие позорные слёзы побежали ручейками по щекам. Рыжий выдумал чушь, колюче-обидную глупость: подобный страх – беспомощный, и от него не мочатся в штаны, а просто по-детски ревут. Хотелось свернуться клубочком и выть.

– Ну, что ты… Не надо! – голос заволновался.

Слова долетали, как сквозь пелену.

– … не ем, не злой, не страшный, и вообще я маленький! Я тоже ребёнок, представь? Но я… ох, – зазвучало отчаяние, – я не могу к тебе выйти. Я не могу наверх, наружу. А ты пришёл сюда. Какой ты смелый.

Слёзы разом иссякли.

Горелая кора испачкала рубашку и штаны. Потрясение ещё оставалось – холодом по хребту и мурашками, каменным комком в груди. Храбрец в чужих глазах, обычный трус на деле поднял голову. Сел, поджав ноги, как будто голос мог, прорвав опалённую землю, схватить, и растерянно замер.

– Всё хорошо, – сказал голос. И погрустнел. – Но не для меня.

– Почему? – говорить в обозримую пустоту было странным. – Почему ты сидишь под землёй? Ты человек?

– Наверное, – голос ответил только на половину вопроса. – Должно быть, человек. Предки были людьми, и я, значит, тоже.

– Мои предки жили у кривой земли, – сразу вспомнилось. – Но случилась трагедия. Что-то изменило лес, отчего жить в нём и рядом стало невозможным.

– Да, – голос выдохнул. – Это был мой дом. Свалился с неба.

– Но дома не летают!

– Смотря какие, – голос вдруг запнулся и стал суетливым, напуганным. – Ну, нет… Они снова идут! Мне нельзя говорить. Поймают – отругают. Но ты подожди, пожалуйста! – он затих, исказился и опять зазвучал очень близко. – Пожалуйста, приди! Приди завтра! Я ещё не общался с человеком из верхнего мира. Я, – тоска резанула, – я так мечтал об этом. Меня зовут Дэн.

– Айвар. Лучше – Айви. Дэн, значит… Эй, Дэн?

Кривая земля исходила туманом. Молчала.

Звенящий заморозок тронул серебром речные травы. На самой заре охотники уже были там: утки готовились встать на крыло и покинуть реку, потому что приближались холода. Солнце по-прежнему ярко светило, но воздух стал другим. Пронзительным и строгим. Айви старался изобразить его Дэну. Получалось не очень.

– Свежий и жёсткий. Уже без тепла.

– А у меня тут – сухой. И пахнет железом.

– Хотел бы я, чтобы ты вдохнул воздух по-настоящему.

– Не надо, – Дэн испугался. – Я умру от этого.

– Прости, пожалуйста. Я забываю, что тебе нельзя.

– Я тоже, Айви. Смотрю на лес и очень хочу выйти. Рубку-шестнадцать засыпало, кстати.

– Сколько у вас комнат осталось?

– Триста тридцать одна.

Дэн зашумел, задрожал и вернулся. Айви привык – «помехи».

– Мона ругала Джексона. Снова. Она считает, что он делает из грибов самокрутки. Джексон, конечно, вечно шарится по тепличному комплексу, но не ради вёшенок – он не любит их. Мона глуповата и не видит, что сын там гуляет с девчонкой.

– Девчонки, – Айви фыркнул. – Какой от них толк? Они дуры!

– Джексон полагает по-другому. Может быть, он сам дурак.

– Может.

Дэн рассмеялся.

– Услышит – убьёт.

– А мы ему это не скажем.

– Ладно… Ещё что? Библиотечные поднимают вопрос о продлении дня. Им неудобно при аварийном освещении. Лишняя нагрузка на генераторы – плохо, и вряд ли Совет согласится, но библиотечные – не только летописцы и те, кто бегает от жизни в выдумки. Ещё учёные. Я говорил про костюм? Так вот, они постоянно работают, чтобы сделать новые фильтры.

– Учёные – упорные, – Айви сказал уважительно.

– Но только я волнуюсь.

Айви завозился на брёвнах и обхватил себя руками. Туман был редким, однако влажный воздух леденил. Говорить не хотелось, но Айви сделал это честно, как Дэн просил его:

– Я ездил с горшечниками. Нет, мне жаль, Дэнни – у озера нет ваших. Я бегал по дворам и смотрел. Ещё спросил у местных тёток и у столяра. Смотрели на меня, как на тронутого. Люди в костюмах не приходили туда.

– Фильтры не помогают. И не помогут от этого воздуха. Даль тоже умрёт.

– Дэн, подожди. Есть ещё город! Не знаю, что придётся врать отцу и как туда отпрашиваться, с кем ехать на телеге… Я просто сбегу.

Дикие звери. Шесть дней пути. Скорее, все восемь: могут начаться дожди, и дороги размоет. Дэн подозрительно хлюпнул. Наверное, он мысленно прощался с дядей.