Он сел, прижимая дрожащие руки к груди. Крепко зажмурился.
- Это непостижимо. Может, и это сон? Как они сумели тебя сделать?
- Нам запрещено говорить об этом. Нарушается иллюзия.
- Какое-то колдовство.
- Нет, наука.
Руки у нее были теплые. Покрытые лаком ногти - само совершенство. И никаких швов, ничего искусственного. Он смотрел на нее, и в ушах звучали строки из "Песни песней" - те, что они читали вместе в счастливые и далекие дни. "О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими... Как лента, алая губы твои, и уста твои любезны... Два сосца твои, как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями... Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе".
- Джордж.
- Что?
Ему захотелось поцеловать ее.
"...мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана".
- Джордж!
Оглушительный звон в ушах. Комната плывет перед глазами.
- Да, да. Сейчас. Одну минуту... - Он замотал головой, силясь стряхнуть наваждение.
"О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника...".
Как они сумели смастерить все это? И так быстро! За три часа, пока он спал... Тончайшие часовые пружинки, алмазы, блестки. Жидкое серебро... А ее волосы? Какие кибернетические насекомые прядут эту бледно-золотую нить?
- Если ты будешь так пялиться на меня, уйду.
- Нет. Не уходи.
- Тогда ближе к делу, - холодно сказала она. - Ты хотел говорить со мной о Леонарде.
- Сейчас. Подожди минуту.
От его ярости ничего не осталось. Все рассеялось, когда он ее увидел. Джордж Хилл чувствовал себя нашкодившим мальчишкой.
- Зачем ты сюда пришел? - спросила она.
- Кэт, прошу тебя...
- Нет, отвечай. Тебя интересует Леонард? Ты знаешь: я его люблю.
- Кэт, не надо! - взмолился он.
Она продолжала:
- Я все время с ним. Мы объехали все места, где я когда-то любила тебя... Это была ошибка. А теперь... Помнишь лужайку на Монте-Верде? Мы были там на днях. Месяц назад мы летали в Афины, взяли с собой ящик шампанского.
- Ты не виновата, нет, не виновата! - Он смотрел на нее в упор. - Ты другая, ты... не она. Это она всему виной. А ты - ты тут ни при чем.
- Ты бредишь, - резко сказала женщина. - Я и есть она, и никакой другой быть не может. Во мне нет ни одной частички, которая была бы чужда ей. Мы с ней одно и то же.
- Но ты не вела себя так, как она.
- Я вела себя именно так. Я целовала его.
- Ты не могла. Ты только что родилась!
- Допустим. Но я родилась из ее прошлого. И из твоей памяти!
- Послушай, - говорил он, - может быть, как-нибудь... ну, заплатить побольше, что ли? И увезти тебя отсюда? Мы улетим к черту на кулички, в Париж, в Мельбурн, куда хочешь!
Она рассмеялась.
- Куклы не продаются. Поглядел - и хватит с тебя.
- У меня много денег!
Она покачала головой.
- Это ничего не значит. Уже пробовали. Ты знаешь, даже то, что делается, - нарушение закона. Власти терпят нас до поры до времени.
- Кэти, я хочу одного - быть с тобой.
- Это невозможно, ведь я та же самая Кэти. А кроме того, конкуренция сам понимаешь. Кукол нельзя вывозить из здания фирмы: начнут копаться, раскроют наши секреты. И вообще хватит об этом. Я тебя предупреждала - не говорить о таких вещах. Пропадет вся иллюзия. Останешься неудовлетворенным. Ты деньги заплатил - делай то, за чем пришел.
- Кэти, я не хочу тебя убивать!
- Нет, хочешь, хочешь! Ты просто подавляешь в себе это желание.
- Не надо было мне приходить сюда. Ты так хороша!
- Хороша, да не для тебя.
- Замолчи.
- Завтра мы вылетаем с Леонардом в Париж.
- Ты слышала, что я сказал?
- А оттуда в Стокгольм, - она весело рассмеялась и потрепала его по щеке. - Так-то, мой толстячок.
Темное чувство зашевелилось в нем. Он стиснул зубы. И в то же время он отлично понимал, что происходит. Горечь и ненависть, пульсирующие в глубинах мозга, посылали оттуда свои сигналы, и тончайшие телепатические приемники в феноменальном механизме ее головы улавливали их. Марионетка! Это он управлял ее телом, он подсказывал ей все ее реплики.
- Старикашка. А ведь когда-то был ничего.
- Остановись, Кэт.
- Ты стар, а мне только тридцать один год. Эх, ты. Думал, я с тобой век проживу? Да знаешь ли ты, сколько на свете мужчин, которым ты в подметки не годишься!
Он вынул из кармана пистолет, не глядя на нее.
- Кэтрин.
- "Голова его - чистое золото..." - прошептала она.
- Кэтрин, замолчи!
- "...На ложе моем искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя".
Читать дальше