Коллектив авторов: Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I

Подошел седенький Угодник в стареньких ризах, обнял мужика и повел в святые ворота. И издали был слышен мужиков голос:

— Ах, Микола Милостивый, какие у вас овсы–то ядреные!

После мужика пришел солдат. Весь простреленный и порублены!. Белая рубаха на нем — в ночь перед сражением чистую надел, чтобы к Богу исправнее явиться — вся в крови.

Спрашивает Судия:

— За что дрался, солдат?

— Так что за Веру, Царя и Отечество, Господи.

— Много ли народу побил?

— Не могу знать, Господи. Куда пуля летит — не видно, а в атаке нешто сосчитаешь?

— Грешил много ли?

— Грехи мои солдатские все перед Тобою, Господи.

— Лежачего же добивал ли?

— Никак нет, Владыка. Мы воины православные.

— Пленных не обижал ли?

— Никак нет. Сам, бывало, не доешь, а ему и хлеба, и каши, и порцию. Ему труднее.

— Начальники к тебе всегда ли были справедливы?

— Всякое бывало. А ты им прости, Всемилостивый.

— Молодец ты, солдат, — сказал Судия и позвал громко:

— Воины мои любезные, Георгий Победоносец и ты, российский витязь, князь Невский Александр. Возьмите же воина сего и отведите с почетом в рай. И двойную порцию ему.

— Покорнейше благодарю, Господи! — воскликнул солдат.

Потом приблизился к Престолу страшный разбойник. Пал он лиц, лицом на землю, и завопил громко:

— Не спрашивай меня, Господи! Тебе все известно! Смердят мои грехи к небу и вопиют о возмездии без всякой жалости! Молю тебя об одном: пошли меня туда, где огонь пожарче и где дьяволы самые свирепые…

Судия же говорит:

— Ведомо мне: был однажды пожар, и в доме, объятом пламенем, осталось малое дитя, еще не умевшее ходить. Не ты ли, разбойник, бросился тогда в огонь и вынес младенца невредимым, окутав его своей одеждой?

— Господи! — вскричал разбойник. — Не засчитывай мне этого дела! Ведь не одна любовь меня толкнула тогда лезть в огонь. Кругом люди стояли. Хотелось своей храбростью пофорсить.

— А почему же имя свое утаил? Почему скрылся незамеченным?

— Да стыдно стало, Господи! Разбойник, душегуб и вдруг. Нет, не милуй меня, не милуй, Всемилостивый.

— А не ты ли после ушел в монастырь, приняв ангельский чин? Не ты ли вериги носил и власяницу? Не ты ли денно и нощно омывал слезами покаяния свою совесть? Не ты ли в схиму постригся и возложил на себя обет вечного молчания?

— Господи! Свою душу я спасал, свою только душу! Но ни одну загубленную мною душу не вернули мои молитвы к жизни. Ничего не весит все мое покаяние перед единой моей злодейской мыслью, Всеблагой!

Тогда спросил Судия громко:

— Вы все, невинно загубленные сим разбойником, приявшие от него смерть без святого покаяния, прощаете ему?

Как будто вздох пронесся, точно ветер зашелестел.

«Прощаем, прощаем. За большое страдание прощаем».

— Нет, Владыка, не прощай! — возопил разбойник. — Вовеки я на них глаз не посмею поднять. Не щади, не щади меня, Милостивый.

— Хорошо же, будь по–твоему, — сказал Судия. — Сойди ты в ад на мучения. Очистись и я позову тебя. Иди же.

И пропал разбойник в черном ущелье, куда указывал ему дорогу вниз своим пылающим мечом архистратиг Михаил. Пламенные языки взвились над ним и сникли.

Таки один за другим представали перед Судией люди всех веков и всех народов. Привели также одного грешника в очках и с длинными волосами.

— Кто ты? — спросил Судия.

— Я? Я — социал–демократ! — ответил спрашиваемый скромно и гордо.

— Что ты совершил в своей земной жизни?

— Я перестраивал мир сообразно законам желудка.

— Что ты для этого сделал?

— Я разрушал все созданное до меня бессознательным человечеством.

— Религию?

— Это опиум для народа.

— Бога?

— Его нет.

— Красоту?

— Выдумка праздной буржуазии.

— Семью?

— Вредный пережиток.

— Жалкое существо! — сказал с печалью во взоре Судия. — По крайней мере, посадил ли ты хоть одно дерево при дороге, чтобы усталый путник освежился и отдохнул в его тени?

— Нет. Я не признаю частной благотворительности.

— Приласкал ли ты когда–нибудь ребенка?

— Зачем? Я учил его классовой борьбе.

— Отер ли ты слезы страдающего?

— Нет, я говорил ему о мести…

— Ты никогда не ошибался?

— Никогда.

Судия задумался. После долгого молчания он сказал:

— Значит, я ошибся. Я допустил зло, ибо без него не было бы действенным добро. Мудрость не существует без глупости. Трава для ягненка, ягненок для тигра, шкура тигра для человека. Все в мире нужно и уравновешено. Один этот человек враждебен мне и не нужен в моих будущих творческих замыслах. Наказать его? Но он не знает своей вины. Простить? Но он не поймет и прощения. Иуда и Дия- вол поймут, а он не поймет. Что же мне с ним делать?