Он зашептал:
- Возможно, если бы ребенок...
Ее тело напряглось, она отстранилась резким движением.
- Роджер, ты ведь знаешь, я не могу.
- Дорогая, мы не часто говорили об этом, потому что ты всегда очень огорчалась. Но ведь когда-нибудь мы должны, правда? Откуда ты знаешь, что у тебя не может быть детей? Мы можем поехать в город в эту субботу, там есть очень хороший доктор Клермонс. Ты могла бы...
Хельма напряженно выпрямилась, вздернув подбородок, ее короткие светлые волосы, казалось, по-кошачьи взъерошились, глаза полыхнули зеленью. Маленькие гибкие пальцы закостенели, выпустив невидимые когти.
- Не хочу! - голос сорвался в шипение. - По мне будут лазить руками и смотреть...
- Хельма! - крик Роджера оборвал истерику.
- Ты вряд ли захочешь иметь ребенка, который у меня может быть, и я...
Она уткнулась в диванные подушки и закрыла лицо ладонями. Всхлипнула раз, другой.
- Ты... ты был бы счастлив, если бы родился ребенок?
Беспомощные слова дрожали и запинались. Роджер удрученно вздохнул и сел рядом, положил светловолосую голову к себе на плечо.
- Ну не хочешь - не надо, солнышко мое, может, ты права.
Ее глаза сверкнули в сумерках.
- Ты думаешь, я дикарка, думаешь, я сумасшедшая. Ты хочешь, чтобы я была, как жены твоих друзей, как Нелл Коннор, чтобы я спала ночами в твоей постели и не заглядывала дальше курятника!
Она оттолкнула его, вскочила, подбежала к двери, хрипло бормоча что-то злое и угрожающее. Он виновато опустил глаза.
- Ладно, черт с ним, Хельма, но попытайся хотя бы вести себя как нормальное человеческое существо. Временами ты просто дикий звереныш!
- Да! - хрипло выкрикнула она и выбежала из комнаты.
Привстав, Роджер увидел через окно, как она пронеслась через крыльцо и клумбу, наклонилась, одним стремительным движением расстегнула сандалии, рывком сбросила с ног и, босая, побежала к задним воротам, в одно мгновение перемахнула их и - бледное золото ее волос и кремово-зеленый шелк халата, блеснув, растаяли тенью в шелестящей глубине леса. Роджер сглотнул комок в горле.
Вернулась перед рассветом, босая, по-кошачьи скользнула в двери и под одеяло. Роджер, всю ночь не сомкнувший глаз, повернулся, почувствовав тепло; она сжалась и оттолкнула его. Роджер пожал плечами и вздохнул - к этому он тоже привык. Хельма иногда бывала страстной и ненасытной, как молодая львица, а иногда - удивительно холодной, сердито огрызалась, если он пытался приласкать ее. Роджер знал, что цивилизованные люди одни во всем живом мире не цикличны в желании, и странная дикость Хельмы возможно, просто наследство прежних, может быть, более здоровых времен. Вопреки случайным размолвкам и ссорам, Роджер очень любил свою жену и уважал ее причуды и настроения; тому была и еще одна существенная причина: на первом году их супружества, не понимая еще, как глубоко вошло это в натуру Хельмы, он однажды - только однажды - попытался овладеть ею силой. На его щеке до сих пор красовался тонкий белый шрамик там, где щеку до кости вспороли цепкие и сильные пальцы Хельмы. Потом она, всхлипывая, просила прощения. Всем женщинам до некоторой степени свойственна цикличность, и, в конце концов, ко многому можно привыкнуть.
Проходили дни и недели. Хельма была необычно спокойной и уравновешенной. Лето лениво катилось к концу, хрупкие сентябрьские листья срывались с ветвей, вызванивающих на ветру что-то осеннее. Днями Хельма бродила по лесу, но ночные побеги больше не повторялись.
Роджер Ласситер начал удивляться, а, удивляясь - успокаиваться. Впервые за четыре года Хельма стала с таким усердием заботиться о порядке и уюте, угловатые линии ее тела женственно смягчились и округлились; домашние мелочи целиком завладели ее вниманием - в доме всегда было опрятно, но сейчас все просто сияло, сверкали начищенные ручки и навощенные полы, и Хельма сама лучилась опрятностью и уютом, как хорошо ухоженный котенок.
А временами, когда Роджер возвращался домой - он работал на химзаводе, - слышалось пение: низкое, рокочущее мурлыканье, без слов, плавно вздымающееся и опускающееся в простом и каком-то первобытном ритме.
Она так и не сказала ему, что беременна, хотя Роджер заподозрил это еще в начале сентября. Он не спрашивал, полагая, что жена расскажет ему сама, когда захочет, но время шло, и в конце концов он не выдержал:
- Когда?
- Ранней весной, - ее зеленые глаза посмотрели с жалостью на его довольное лицо.
- Разве ты не ошиблась, Хельма? И разве ты не счастлива?
Читать дальше