Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

— Келдин, — сказала она, — следующим Главой буду я. Это решено. Вы сами так говорили.

— Я говорил, Василия, но после моей смерти решать будет правление. Даже если я оставлю директиву, кому быть следующим Главой, правление может переиграть ее. Это вытекает из правил, на которых основан Институт.

— Вы напишите директиву, Келдин, а правлением займусь я.

Амадейро, нахмурившись, сказал:

— Я не хочу обсуждать это сейчас. V вас есть еще вопросы? Пожалуйста, изложите их покороче.

Она несколько секунд смотрела на него в молчаливой злобе, а затем сказала, как выплюнула:

— Жискар!

— Робот?

— Конечно, робот. Разве вы знаете какого-нибудь другого Жискара, о котором я стала бы говорить?

— Ну, так что с ним?

— Он мой.

Амадейро удивился.

— Он был законной собственностью Фастольфа.

— Жискар был моим, когда я была еще маленькой.

— Фастольф одолжил его вам, а потом взял его обратно. Ведь официальной передачи не было?

— Морально он мой. Но в любом случае у Фастольфа больше нет собственности. Он умер.

— Он сделал завещание. Если я правильно запомнил, по этому завещанию два робота, Жискар и Дэниел, теперь собственность солярианки.

— Я не хочу, чтобы они были у нее. Я дочь Фастольфа.

— Ого?

Василия вспыхнула.

— Я требую Жискара. Почему его должна иметь иностранка? Чужая…

— Только потому, что так завещал Фастольф. И она гражданка Авроры.

— Кто так скажет? Для всех аврорцев она «солярианская женщина».

Во внезапном приступе ярости Амадейро стукнул кулаком по подлокотнику кресла:

— Василия, чего вы от меня хотите? Я не люблю солярианку, у меня к ней глубокая антипатия, и будь у меня возможность, я выкинул бы ее с Авроры. Но я не могу оспаривать завещание. Даже если бы был законный путь к этому — а его нет — я не счел бы разумным делать это. Фастольф умер…

— Именно поэтому Жискар должен быть моим.

Амадейро игнорировал ее слова.

— Коалиция, которой руководил Фастольф, распадается. В последние несколько десятилетий она держалась только благодаря его обаянию. Мне желательно собрать фрагменты этой коалиции и добавить к своим последователям. Таким путем у меня будет группа, которая станет доминировать в Совете и контролировать следующие выборы.

— И сделает вас следующим Председателем?

— А почему бы и нет? Аврора хуже не будет, потому что это дало бы мне шанс перевернуть нашу давнюю политику, пока еще не поздно. Беда в том, что у меня нет личной популярности Фастольфа, нет его дара излучать святость, чтобы скрыть глупость. Следовательно, если я вроде бы восторжествую некрасиво и мелочно над умершим, это будет плохо выглядеть. Никто не должен говорить, что Фастольф, пока он был жив, победил меня, а когда он умер, я оплевал его завещание. Я не желаю быть смешным. Вы поняли? Обойдетесь без Жискара!

Василия встала, прищурив глаза:

— Посмотрим!

— Уже видим. Митинг окончен, и если у вас есть некоторые амбиции стать Главой Института, я не потерплю, чтобы вы угрожали мне чем бы то ни было. Советую вам одуматься.

— Я не угрожаю, — сказала Василия.

Весь ее вид и тон противоречили ее словам. Она вышла.

Неожиданность, вернее, серия неожиданностей началась через несколько месяцев, когда Мэлун Сисис вошел в кабинет Амадейро для привычной утренней конференции. Обычно Амадейро приветствовал это. Сисис был спокойным промежутком в курсе делового дня. Он был единственным старшим сотрудником Института, не имевшим амбиций и не ждавшим смерти или отставки Амадейро. Он был, в сущности, превосходным подчиненным. Он был счастлив служить Главе и быть его доверенным лицом. По этой причине Амадейро был огорчен, когда примерно год назад заметил запах тления, легкую впалость груди, затрудненность походки его превосходного подчиненного. Неужели Сисис стареет? Он всего на несколько десятков лет старше Амадейро. Больше всего Амадейро поразила неприятная мысль, что с постепенной дегенерацией столь многих граней жизни космонитов падают, похоже, и жизненные надежды. Он не раз собирался посмотреть статистические данные, но все время забывал или подсознательно боялся сделать это. В данном случае проявление возраста у Сисиса утонуло в дальнейших эмоциях: лицо раскраснелось, подчеркивая седину в его бронзовых волосах, и самого Сисиса буквально распирало от изумления. Амадейро даже не пришлось спрашивать, что случилось. Сисис сразу же выложил все.

Когда он закончил. Амадейро ошеломленно спросил: