Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

Она старалась проглатывать некоторые буквы или произносить их как придыхание. Смех на этот раз был громче и продолжительнее, и Глэдия позволила себе улыбнуться и спокойно ждать. В конце концов она заставила их смеяться над собственным языком. Когда все успокоились, она сказала просто, на неподчеркнутой версии аврорского диалекта:

— Все диалекты смешны или странны тому, кто к ним не привык, и это часто заводит людей в отдельные, иногда враждебные группы. Но ведь диалекты — это просто манера говорить. Вместо этого мы — я и вы, и все люди на других обитаемых мирах — должны слушать язык сердца, а у него нет диалектов. Этот язык, если только мы будем его слушать, звучит одинаково для всех нас.

Она уже готова была сесть, но тут послышался женский голос:

— Сколько вам лет?

Д.Ж, сказал сквозь зубы:

— Сядьте, мадам! Игнорируйте вопросы.

Глэдия повернулась лицом к ДЖ. Он привстал.

Люди на сцене, насколько она их видела в полутьме светового пятна, напряженно наклонились к ней. Она снова повернулась к зрителям и звонко крикнула:

— Здесь хотят, чтобы я села. А вы хотите? Вы молчите? Кто хочет, чтобы я осталась здесь и честно ответила на вопрос?

Громкие аплодисменты и крики:

— Оставайтесь! Оставайтесь!

— Глас народа, — сказала Глэдия. — Простите, Диджи, и все прочее, но мне велят говорить.

Она искоса взглянула на световое пятно и крикнула:

— Я не знаю, кто там управляет светом, но осветите зал и отключите световое пятно. Мне наплевать, как это отразится на гиперволновых камерах. Наладьте хорошенько звук, вот и все. Всем плевать, если я буду говорить в темноте, лишь бы меня было слышно. Правильно?

— Правильно! — послышался многоголосый ответ. — Свет! Свет!

Кто-то на сцене, обезумев, дал сигнал, и зал осветился.

— Так гораздо лучше, — сказала Глэдия. — Теперь я вижу вас, мои родственники. Я хотела бы, в частности, увидеть женщину, задавшую мне вопрос о моем возрасте. Я хочу говорить непосредственно с ней. Но давайте без уверток. Если у вас хватило смелости задать вопрос, то задайте его открыто.

Она ждала. Наконец где-то в середине зала встала женщина. Темные волосы, туго стянутые сзади, смуглая кожа, темно-коричневое платье сильно подчеркивало стройную фигуру. Она сказала слегка скрипучим голосом:

— Я не боюсь встать и еще раз спросить: сколько вам лет?

Глэдия спокойно смотрела на нее и даже радовалась. Возможно ли это? На протяжении первых трех десятилетий жизни ее настойчиво учили, что быть в реальном присутствии людей и даже одного человека непереносимо. А сейчас она без всякого смущения видит перед собой тысячи. Она была слегка ошеломлена и вполне довольна.

— Пожалуйста, мадам, оставайтесь стоять, и поговорим. Как мы измеряем возраст? В годах, прошедших после рождения?

Женщина спокойно сказала:

— Меня зовут Сандра Ламбет. Я член Законодательных Органов и, следовательно, из тех, кого капитан Бейли назвал „законодателями и уважаемыми лидерами“. Во всяком случае, я надеюсь, что я „уважаемая“.

В зале раздался смех.

— Отвечая на ваш вопрос, я думаю, что число Галактических Стандартных лет, прошедших со дня рождения, обычное определение возраста особы. Мне пятьдесят четыре года. А сколько Вам? Вы можете назвать цифру?

— Могу. Со времени моего рождения прошло и ушло двести тридцать пять Галактических Стандартных лет, значит, я больше чем в четыре раза старше вас.

Глэдия держалась прямо, и знала, что ее маленькая стройная фигурка делает ее сейчас в тусклом освещении почти девочкой. В зале раздалось смутное бормотание, откуда-то слева — стон. Быстрый взгляд в ту сторону показал Глэдии, что Д.Ж. схватился за голову. Глэдия сказала:

— Но это очень пассивный метод измерения времени. Здесь количество не переходит в качество. Моя жизнь текла спокойно, можно сказать, тускло. Я шла по проторенному пути, огражденному от всех неприятностей, с гладко функционирующей социальной системой, в которой нет места никаким переменам и экспериментам, и моими роботами, которые стояли между мной и любыми неприятностями. Всего два раза в жизни я испытала дыхание волнения, и оба раза были трагичными. Когда мне было тридцать два года — меньше, чем многим из вас, слушающим меня сейчас, — надо мной нависло обвинение в убийстве, ненадолго. Два года спустя настал недолгий период, когда я была втянута в другое убийство. В обоих этих случаях следователь Илайдж Бейли был на моей стороне. Я уверена, что многие из вас, а возможно, и все, знакомы с ситуацией, описанной сыном Илайджа Бейли. Теперь я могу добавить и третий случай, потому что в этом месяце я встретилась с великим волнением, достигшим такого пика, когда от меня потребовали встать здесь перед вами, а это являлось полной противоположностью тому, что я делала всю свою жизнь. Должна признаться, что только ваша доброта и родственный прием сделали это возможным. Задумайтесь о контакте всего этого с вашей жизнью. Вы — пионеры, и живете в новом мире. Он растет всю вашу жизнь и будет расти после вас. В этом мире каждый день — приключение. Сначала холод, потом жара, потом опять холод. Климат, богатый ветрами и грозами, и внезапными переменами. Вы не можете позволить времени сонно протекать, как в мирах, где перемены слабы или их вовсе нет. Многие жители Бейлимира — торговцы или могут стать торговцами. Половина их времени тратится на рысканье в космосе. Когда эта планета станет ручной, многие ее обитатели перекинут сферу своей деятельности на новые планеты или присоединятся к экспедициям, чтобы найти миры, где еще не ступала нога человека, и сделать их пригодными для обитания. Если мерить длину жизни событиями и делами, свершениями и волнениями, то я — ребенок, моложе любого из вас. Большее число моих лет только утомляет и ослабляет меня, меньшее число ваших лет обогащает и возбуждает вас. Так что, скажите еще раз, мадам Ламбет, сколько Вам лет?