Георгий Бовин - Дети Земли

С орбиты Марса Солнце выглядело непривычно маленьким и неярким. Отсюда оно казалось вчетверо меньшим, чем с Венеры, и вдвое меньшим, чем с Земли. Это было совсем не то грозное светило, которое так слепило и жгло на Венере.

Время шло. «Уран» продолжал свой неощутимый стремительный полёт. Повинуясь Второму закону Кеплера, он набирал всё большую скорость и мчался теперь к той точке пространства, где путь его пересекался с небесной дорогой Земли.

Никакие внешние события больше не нарушали размеренной жизни путешественников.

Многократные проверки траектории неопровержимо подтверждали правильность расчётов и сулили благополучный исход. Даже метеориты, так волновавшие членов экспедиции при полёте с Земли, щадили корабль. Одной из причин безмятежной жизни на корабле было и то, что не работал радар и никто не знал, что происходило вокруг.

Постепенно людям стало казаться, что все невзгоды позади и что кораблю осталось только добраться до места встречи с Землёй и сделать посадку. Умом, конечно, все понимали, что впереди могло возникнуть ещё множество непредвиденных трудностей. Но утомлённые нервы так хотели покоя, что невольно всем верилось в успешное возвращение.

Даже Галя, свято хранившая подслушанную тайну о метеорном потоке, почти перестала ею мучиться. «Авось обойдётся!» кормила она точившего её изредка червячка. И червячок на время затихал.

Константин Степанович возобновил свои вечерние беседы. Он сулил в конце путешествия необыкновенное зрелище: затмение Солнца Землёй, уверяя, что эта феерия превзойдёт всё, что им довелось увидеть.

Золотистая Луна и голубая Земля давно уже разгорались всё ярче и ярче. Так как корабль приближался к ним с внешней стороны орбиты, то по мере увеличения их видимых размеров оба серпа становились всё уже и уже.

Наконец долгожданное событие настало. Окутанный голубым сиянием тончайший серп Земли стал приближаться к Солнцу. Заслонив глаза козырьком из засвеченной плёнки, Галя нацелила кинокамеру на яростный, пышущий солнечный диск, окружённый как бы застывшими вихрями раскалённых газов.

Она следила, как он медленно погружается в голубую дымку земной атмосферы, принимая чуть приплюснутую форму. От Земли оставалась лишь тонкая серебряная ниточка. Наконец и она исчезла, и на месте планеты возник чёрный диск с разноцветной дымкой по краям. Со стороны зашедшего Солнца дымка была красной. На противоположной стороне диска, проходя через гамму жёлтых и зелёных тонов, она становилась тёмно-голубой.

Солнце всё глубже уходило за край Земли, и багровые клещи сжимались вокруг неё всё теснее и теснее. Наконец, они полностью сомкнулись, и на перламутровом фоне солнечной короны зажглось мрачное тёмно-багровое кольцо.

— Какая несказанная красота? — прошептала очарованная Галя.

— И подумать только, что именно так выглядит затмение Солнца Землёй на Луне! — воскликнула Капитанская дочка. Будь мы лунными жителями, то могли бы видеть эту прелесть по нескольку раз в год!

Девушки снова углубились в работу. В обсерватории царила тишина, подчёркиваемая еле слышным стрекотанием кинокамеры. Привязанный к креслу Константин Степанович приник к окуляру телескопа и вполголоса диктовал в магнитофон результаты своих наблюдений. Маша, как всегда, работала со спектроскопом. Её движения были точны и скупы; точёное личико выражало озабоченность.

В напряжённой работе время шло незаметно. Затмение длилось больше часа, и всё же, когда первый солнечный луч сверкнул из-за чёрного диска, все пожалели, что оно кончилось.

Косматое грозное Солнце снова ослепляло. Серебряный серп Земли расширялся и рос почти на глазах. Без слов было ясно, что корабль изменил траекторию. Притягиваемый Землёй, он огибал её по параболе.

Жизнь в кабине «Урана» быстро вошла в колею. Константин Степанович с Машей сидели, уткнувшись в расчёты. Потрескивала счётная машина, поправка сменялась поправкой, а на чертеже всё длиннее становилась кривая пути корабля.

Обсерватория была свободна, и Синицын, после выздоровления Максима вернувшийся к телескопу, снова целыми днями разглядывал далёкие звёзды.

Выражение «целыми днями» опять обрело физический смысл. Огромное, медленно поворачивающееся полушарие Земли наглядно отмечало уже не какие-нибудь отвлечённые сутки, а самые настоящие земные дни и ночи.