Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Т. 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев

Так мы качались из стороны в сторону некоторое время, напоминая собой некую скульптурную группу. Затем медленно, ох как медленно, руки Калибана стали уступать моему нажиму и отклоняться все дальше назад, за спину. Глаза удивленно расширились, и дыхание еще более участилось. От ужасного напряжения мышц кожа его затылка, плеч, груди и рук покрылась сетью мельчайших морщинок. На висках под бронзовой кожей, покрытой крупными каплями пота, вздулись синие пульсирующие вены.

Я слишком склонил голову вперед, и он воспользовался этим, чтобы укусить меня за нос. Резким движением головы мне удалось вырвать его из-под зубов Дока, но это стоило мне дикой боли в носу, тотчас же ударившей в мозг и распространившейся оттуда по всему телу. Но частично он все же отхватил мне кусок кожи. Кровь потекла по губам и закапала с подбородка.

Неуловимо быстрым движением Калибану удалось освободить одну руку и схватить мои тестикулы. Движение было быстрее, чем удар лапы тигра. Боль дикой вспышкой прошила мое тело. Я громко взвыл и почти потерял сознание. Мои последующие действия были чисто рефлекторными и полуосознанными. Сознание прояснилось в тот момент, когда мы, задыхаясь, стояли друг против друга, каждый сжимая в руке тестикулы своего противника.

Кровь толчками выплескивалась наружу через разорванные вены и артерии тканей его промежности. Я тоже чувствовал, как теплая жидкость струится по моим ногам, но не стал смотреть, что там и как, опасаясь, как бы последствия шока не стали для меня фатальными: я знал, что у меня осталось мало времени, прежде чем силы полностью покинут меня.

Швырнув тестикулы ему в лицо, я прыгнул, как пантера. Он выронил мои и вновь попытался перехватить мои руки. Это ему удалось, но частично. Несмотря на потерю крови, его пенис оставался таким же огромным и твердым, что, по крайней мере, было удивительно. Свободной рукой я схватил его и рванул на себя, резко скрутив по оси. Док взвыл не своим голосом. Я дернул его еще раз, вложив в рывок всю оставшуюся силу, и огромный член, плюясь кровью с одной и спермой — с другой стороны, оказался у меня в руках. Я сунул его Доку под нос и швырнул на землю.

Калибан с застывшим в изумлении лицом сделал шаг вперед, будто собираясь поднять его. Я прыгнул ему на спину и обхватил шею двойным нельсоном. Док упал вперед, ударившись лицом об пол.

И все же у него еще оставались силы, чтобы сопротивляться нажиму моих рук. Мышцы его шеи были тверды как камень. Я чувствовал, что силы, подобно большой летучей мыши, отчаянно бьющей крыльями в темноте ночи, оставляют меня.

Однако мой пенис все еще оставался напряженным и пульсирующим. Он был прижат моим телом к ягодицам Дока, чьи напрягшиеся мускулы были такими твердыми, будто я лежал на статуе, вырезанной из крепкого дуба.

Я продолжал давить на его затылок изо всех сил, которые еще у меня оставались. Я знал, что, если он выдержит, у меня больше не будет шанса одержать верх, так как уже был на грани потери сознания.

Кожа Калибана постепенно теряла бронзовый оттенок, затем быстро побледнела и стала серой. Послышался легкий хрустящий звук, будто ломалась мачта парусного корабля, попавшего в бурю.

Где-то далеко раздался протестующий крик Триш. Калибан зарычал сквозь зубы в последнем неимоверном усилии вырваться из моего захвата. Затем его голова резко подалась к груди, раздался отчетливый хруст позвонков, он дернулся в последний раз и затих.

У меня тут же произошло семяизвержение, прямо на него, но все это ощущалось уже очень смутно. По мере того как кровь и остатки спермы истекали из меня, на меня сверху спускалась ночь. И через несколько секунд, вслед за Калибаном, мне стали безразличны тревоги и заботы этого суетного мира.

Мое первое пробуждение было смутным и неотчетливым. Перед глазами плыл туман, и все тело, казалось, было насквозь пропитано болью, но далекой и какой-то расплывчатой. Позже я понял, что в те дни меня днем и ночью накачивали анальгетиками, боясь развития шока. Где-то высоко надо мной виднелось размытое пятно света. Мало-помалу я осознал свои ощущения и понял, что нахожусь в постели, внутри противоатомного убежища.

— Клио! — попытался позвать я, но не услышал собственного голоса.

Лампу над головой затемнила чья-то голова в ореоле рыжих волос. Лицо плыло и дрожало, и я не сразу узнал ее.

— Триш, — спросил я плачущую и смеющуюся одновременно женщину, — а где Клио?

Рядом с первой возникла вторая голова, окруженная облаком золотистых волос, подсвеченных сзади светом лампы. Она наклонилась и поцеловала меня в губы: