Эндрю Лапкин - Исход

Я аккуратно надеваю рубашку, чтобы не помять, заправляю ее в брюки и затягиваю ремень. Он приятно скользит по руке, пока я его застегиваю. Я надеваю сначала правый ботинок, а потом левый. Использую ложку, чтобы не испортить обувь. Теперь затягиваю шнурки так, чтобы ботинки не болтались, но и не сжимали сильно ступни. Завязываю шнурки и смотрю на них. Мне нужно зеркало.

Ронни подошел к зеркалу: образ был завершен, осталось только поправить волосы, и тогда он будет идеальным. Он взял расческу с полки, которая была определена под всяческие мелочи, а потом точным движением исправил все недостатки своей укладки.

Идеально. Сегодня на улице стоит жара, должно быть восемьдесят пять, может девяносто градусов, но я не буду потеть как свинья. То, что произошло в прошлый раз, не должно повториться. Я беру свои документы и бумажник, кладу их в маленькую наплечную сумку и надеваю ее на плечо. Я заранее протер ее от пыли, чтобы ни одного пятнышка не появилось на моей безупречно белой рубашке. Нужно будет аккуратно нести ее, чтобы она не помяла рубашку. Я беру свой телефон. Его прохладный гладкий корпус ложится в ладонь правой руки. Я хочу узнать, который час, но замечаю небольшую трещину в правом верхнем углу экрана. Откуда она здесь? Я пытаюсь вспомнить, но ничего не выходит… Отлично, у меня почти два часа, чтобы добраться до студии! Я выключаю экран на телефоне и кладу его в правый карман. Я проверяю, выключил ли воду в ванной и на кухне, а также, не включены ли лишние электроприборы. Все в порядке. Я подхожу к входной двери и замираю. Мне нужно… Я должен попрощаться. Вдруг я больше сюда не вернусь. Я оборачиваюсь назад и смотрю на свою маленькую крепость, которая давала мне приют в холодные и дождливые дни. В те дни, когда весь мир давил на меня и когда я не знал, куда еще пойти. Прощай. Я выхожу в коридор, захлопываю дверь. Закрываю замок, но не вытаскиваю ключ. Он не застрял, но сейчас, кажется, будто я пытаюсь вытащить Экскалибур. Что может быть тяжелее, чем прощание со своим домом? Особенно если этот дом – твое единственное убежище. Я начинаю вытаскивать ключ и чувствую вибрацию от каждого зубчика в замке, который, как спасительная рука, пытается удержать самоубийцу от прыжка с крыши. Я вытащил ключ. Теперь только вперед. Семнадцать этажей вниз. Я иду вдоль стены и касаюсь кончиками пальцев ее поверхности. Я хочу еще вернуться сюда. Я хочу вернуться победителем. Передо мной первый лестничный пролет. Я наступаю на каждую ступеньку, чувствую легкую амортизацию, которую дают мои сжимающие ступни оксфорды.

Весь остаток вчерашнего дня и с момента пробуждения сегодня Саймон думал о словах Джефри Стинсона. И, черт возьми, Стинсон был прав! Это жутко бесило его. Саймон заигрался, начал представлять, будто действительно имеет вес. Они ведь запросто могут заиметь кого угодно на роль ведущего. Например, Ральфа Гарсиа. Гарсиа был чертовски хорош. С другой стороны, зрители привыкли к Джексону, поэтому, пока он преследует интересы компании, он в игре. Помимо будоражащего чувства злости, в довесок его терзали мысли о загадочном мистере Андерсоне. Он изо всех сил старался написать годные вопросы для интервью, которые вписались бы в стандартный план шоу, но не смог. Катастрофически не хватало шуток. Зрители любят, когда он отмачивает что-нибудь эдакое. По его мнению, последние два шоу были слишком угрюмыми, местами, быть может, ностальгическими. Он раз десять прочитал досье на Рональда Андерсона, но ничего. Последний час Джексон старательно искал, за что зацепиться, ему нужен был сюжет. Авария с гибелью родителей плохо вписывалась в его представление о ходе шоу, но сухие слова коллег о мистере Андерсоне были еще худшим вариантом. Похоже, что человек, который придет сегодня в студию какая-то серая мышь или шпион.

Шпион! – мысленная молния поразила Джексона. — Ну конечно! Уже что-то. Можно отшутиться хотя бы на эту тему, – он повернулся к зеркалу, гримаса озарения постепенно начала таять. – Да ты, наверно, издеваешься надо мной? – спросил он, глядя на собственное отражение. – И это лучшее, что ты смог придумать? Серьезно? Меня от тебя тошнит! – Джексон скорчил рожу, и истерически рассмеялся, осознавая, что попытки продумать ход интервью бесплодны.

Комок в горле образовался, когда он снова подумал, что может потерять свое место. Ему очень нравилось премиум-обслуживание в медицинском центре. Три года назад у него начались первые проблемы по части онкологии. Саймон был безумно счастлив, что контракт позволяет ему пользоваться таким уровнем обслуживания. Никаких очередей, комфортная капсула, которая творит чудеса с твоими клетками кожи. И самое удивительное: когда процедура окончена, ты действительно выглядишь немного моложе. Когда Джексон впервые услышал про небольшой эффект омолаживания, он скептически усмехнулся в лицо своей подруге и сказал, что это самовнушение. Но теперь… теперь он знал. Однако эта методика рак не исцеляла, возвращала только на определенную стадию. Некоторые виды рака уже можно было исцелить при посещении премиум-отделения, но далеко не все. Вообще это был комплекс услуг, запатентованный компанией «Си Джоинт Медикал Груп». Многие технологии были засекречены, а еще, насколько было известно Саймону, патент подразумевал неограниченный срок использования. Видимо эти ребята вылечили кучу «нужных людей», раз им удалось такое провернуть. И теперь они были монополистами в этой области. Пока никто не придумает аналог, разумеется.