Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход

Взобраться по стержню вверх он не мог, но зато мог скользить вдоль него вниз. Он начал опускаться, но потом посмотрел вверх и забыл о мчащихся мимо телах. Где-то высоко-высоко слышалось жужжание, перекрывавшее шипящий звук падения тел.

Между колоннами падающих тел и соседней колонной тех, что по-прежнему висели в пространстве, опускалось какое-то судно, из ярко-зеленого вещества, в форме каноэ. У воздушного каноэ не было никаких видимых опор, которые удерживали бы его — так он подумал, — и только из-за жуткого испуга он даже забыл о пришедшей в голову мысли. «Никаких видимых опор, которые удерживали бы его». Совсем как волшебный ковер-самолет из «Тысячи и одной ночи».

Над краем борта лодки появилось лицо. Судно остановилось, и жужжание прекратилось. Рядом с первым лицом появилось второе. У обоих находившихся в лодке были длинные, темные, прямые волосы. Потом лица исчезли, жужжание зазвучало вновь, и каноэ снова начало опускаться к нему. Не долетев до него пяти футов, каноэ остановилось. На носу лодочки виднелся единственный знак: белая спираль, раскрывавшаяся вправо. Один из тех, что сидели в лодке, заговорил на языке, в котором было множество гласных звуков и отчетливые и часто повторяющиеся гортанные запинки. Язык этот напоминал полинезийский.

Неожиданно невидимый кокон, облегавший его, возник снова. Скорость падения тел замедлилась, и через некоторое время они перестали падать. Человек, державшийся за стержень, почувствовал, как удерживающая сила ухватила его и приподняла. Хотя он и пытался отчаянно удержаться за стержень, ноги его задрались кверху, уплыли прочь от стержня, а потом за ними последовало тело. Вскоре он уже перевернулся лицом вниз. Руки его оторвались от стержня — ему казалось, что он оторвался от жизни, разума, мира. Его завертело и понесло вверх. Он пролетел мимо воздушного каноэ и замер над ним. Двое мужчин, сидевших в лодке, были обнажены, темнокожи, как йеменские арабы, и красивы. Черты лица у них были нордические — внешне они напоминали знакомых ему исландцев.

Один из них поднял руку, в которой сжимал похожий на карандаш металлический предмет. Он поднял его, прицеливаясь, словно собирался чем-то выстрелить из него.

Человек, плывущий в воздухе, издал крик ярости, ненависти и беспомощности и выбросил руки вперед, чтобы добраться до лодки.

— Убью! — крикнул он. — Убью! Убью!

И снова пришло забытье.

Он лежал на траве у воды под плакучими ивами, а над ним стоял Господь. Он лежал с широко раскрытыми глазами и беспомощный, как новорожденный младенец. Бог тыкал его в ребра концом железной палки. Бог был высоким мужчиной средних лет. У него была длинная черная раздвоенная борода, и одет он был в лучший воскресный костюм английского джентльмена пятьдесят третьего года правления королевы Виктории.

— Ты опоздал, — сказал Бог. — Ты знаешь, что давно опоздал с уплатой своего долга.

— Какого долга? — спросил Ричард Фрэнсис Бёртон [1] Ричард Фрэнсис Бёртон (1821–1890) — английский исследователь Востока. Открыл истоки Нила, озеро Танганьика. Перевел на английский язык сказки «Тысячи и одной ночи». (Здесь и далее примеч. пер.) . Он пробежал кончиками пальцев по ребрам, чтобы убедиться, все ли они целы.

— Ты задолжал за плоть, — ответил Бог, снова ткнув его палкой. — Не говоря уже о душе. Ты задолжал за плоть и душу, что одно и то же.

Бёртон попытался подняться на ноги. Никому, даже самому Господу, он не мог позволить тыкать Ричарда Бёртона палкой в ребра и уйти безнаказанно.

А Бог, не обращая никакого внимания на его тщетные попытки подняться, вытащил из жилетного кармана большие золотые часы, открыл тяжелую резную крышку, глянул на стрелки и сказал:

— Жутко опоздал.

Бог протянул свободную руку ладонью вверх.

— Платите, сэр. В противном случае я буду вынужден вам отказать.

— Отказать в чем?

Сгустилась тьма. Бог начал таять в темноте. Вот тогда Бёртон увидел, что Бог похож на него. Такие же черные прямые волосы, такое же восточное лицо с темными острыми глазами, высокими скулами, тяжелыми губами и торчащим, с глубокой поперечной складкой подбородком. С такими же длинными глубокими шрамами — свидетельством того, как сомалийский ятаган поработал над ним тогда в Бербере, — белевшими на щеках. Руки и ноги у Него были маленькие, в противоположность широким плечам и мощной грудной клетке. И еще у Него были длинные густые усищи и длинная раздвоенная борода, за которые бедуины прозвали Бёртона «Отцом Усатых».