Виктор Свешников - Селянка

Любим мы говорить о жизни. В разговорах о ней, как правило, все сходятся в одном мнении – она сейчас никудышная. Кругом неисполняемые обещания и в результате этого – обман. Но чиновники подносят это по-другому. Даже президент Путин пытается убедить народ, огромная часть которого живёт в беспросветной нищете и обмане, что это не так, что жизнь наша налаживается.

Но, что "существование" в деревне превратилось в безысходную и, заметьте, давно не оплачиваемую каторгу, об этом нигде, ни слова. В большинстве фермерских хозяйств люди продолжают работать почти за так, надеясь на то, что "барин" поможет хотя бы в доставке сена для своей кормилицы-коровы. Но и в этом катастрофа. "Новые хозяева", из жадности и для скрытия реальных доходов, запахивают бывшие луга, служившие выгоном для скота. Число кормилиц и других животных катастрофически сократилось. Жить на селе стало невозможно – всё приходит в упадок. А за молодёжь и говорить не только нечего, но и стыдно. От её положения хочется плакать, слов просто нет. Городским этого не понять – разные полюса. Вот и я, из-за отсутствия работы подался, как говорят, на Север, где отпахал пять лет, пока дочь училась в институте.

Несмотря на то, что почти каждый в своей жизни убедился в правильности пословицы: "Встречают по одёжке, а провожают по уму", многие продолжают принимать человека и судить о нём по его внешности, разговору… Поучительный случай произошёл в вагоне поезда, где я оказался, следуя на работу. В связи со спецификой профессии, ездить мне приходится каждый месяц. Я по несколько дней нахожусь в дороге. Из этого следует, что попутчиков у меня бывает много и разных. В этот раз у меня было боковое, по проходу, нижнее место.

Напротив, в полукупе, на диванах, устроились три женщины. Две, как я вскоре понял, едут вместе, третья одна. Двое, это мать с дочерью. Естественно, возраст разный: маме около пятидесяти, дочери под тридцать. Их попутчице лет сорок. Все трое одеты богато, но правильно. Не было ничего лишнего. Каждая часть одежды гармонировала с другими. Чувствовалось, что женщины знают в этом меру. Но, их "боевой раскрас" оставлял желать лучшего: у всех очень яркие цвета на губах. На щеках, подозрительно насыщенный, явно не настоящий, румянец. На веках коричневых глаз мамы и дочери сантиметровые ресницы, а глазницы… в ярко-зелёных тенях. К тому же, обеих очень не красили горбатые, армянские носы: у мамы – классика, у дочери скромней. Именно от этого у меня невольно возникла ассоциация с антилопой Гну: старая и молодая. Им бы, с их "шнобелями", наоборот надо не броско выглядеть, чтобы не привлекать внимания, но…

У одинокой, с щеками вроде бы всё в порядке. Зато веки и глазницы густо вымазаны фиолетовыми тенями, переходящими в розовый цвет, что напомнило мне Панду, с чёрными пятнами на глазах. О медведе напоминали и её длинные ногти. Они были окрашены в чёрный цвет, на фоне которого виднелись мелкие, но яркие рисунки. У всех троих были классные, наверное, дорогие причёски, конечно, все разные. Возможно из-за них, головы они держали гордо и прямо. Как-то свысока и надменно смотрели по сторонам. И это тоже выглядело смешно и напоминало страусов с их длинными шеями и глупым выражением на оригинальной "морде".

За время дорожного общения, у женщин обнаружилась общность взглядов на разные проблемы современности и подходы к людям. И теперь, встречая и провожая взглядом двигающихся по проходу людей, они непременно что-то говорили о них, чаще иронично, смеясь. Почему-то, обязательно негативно, пытались охарактеризовать личности по внешним признакам, даже не услышав голос человека. Всё описанное выше характеризовало их не с лучшей стороны: вызывало неприязнь к ним и появившееся почему-то отталкивающее чувство. Чего только стоил надменный поворот головы, с выражением глупой гордости за саму себя, за свой мнимый имидж. Если бы только они смогли посмотреть на себя со стороны и другими глазами!

Противоположный пол, они вообще не брали во внимание. За всю дорогу, в отношении его, я ничего хорошего не слышал. Возможно, что они просто не могли "опуститься" до того, чтобы "обсасывать косточки" презренных существ, коими в их представлении были мужчины. В общем, гордыня так и лезла из них. Это выражалось во всём: в манере держать голову, в выражениях лица, в заторможенных, полупрезрительных улыбках, которыми две изредка одаривали третью и наоборот. Даже меня, как их непосредственного соседа – попутчика, они до определённого времени, тоже не замечали.