Борис Петров - Колокол (СИ)

Лю властным жестом показал Диме лечь на кушетку. Он послушно лег на спину и закрыл глаза. Смочив вату в спирте, Лю начал обрабатывать ею виски, шею, кисти рук и ступни.

— Не двигайся, пока я не скажу, — тихо сказал он Диме, — расслабься и прими удобную позу.

Дима поворчав подвигал плечами и, зафиксировав тело, начал представлять себя дома, рядом с женой Катей и детьми. Лю легко вонзил ему в шею несколько иголок, потом пару в кисти и ступни. Волна тепла начала подниматься от ног, согревая собой все тело и вытесняя боль. Дима провалился в глубокий сон.

— Как скоро начнется война? — спросил Лю Рашида.

— Думаю, что через пару месяцев будут полномасштабные действия, дипломаты пока собачатся, а там недолго. С Запада уже призывы, предлагают помощь. Вот, — Рашид протянул прессу, — уже заявляют о вторжении войск через границу, о сожжении приграничных поселков.

— Будем просто смотреть на все это?

— А что нам остается? Нам не разрешено вмешиваться.

— Но и смотреть со стороны на то, как мир себя убьет, мы тоже не можем. После этой войны не будет победителей.

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю остановить. Устроить небольшую катастрофу, землетрясения, цунами.

— Идея хорошая, вот только здесь мы не можем это реализовать, нужна помощь центра управления.

— Об этом я уже подумал, — Лю показал на Диму, — как очнется, отправим его домой, пусть отдохнет немного.

— Ты знаешь, мы можем не успеть.

— Ничего другого не остается. Лучше даже Диму сейчас отправить домой.

Лю подошел к спящему Диме и, приложив руку к его голове, закрыл глаза. В комнате чуть припал свет. Голова Димы немного дернулась, но сразу успокоилась. Лицо его стало безмятежным, спокойным. Через несколько минут оно превратилось в белую восковую маску.

Лю напряженно всматривался в черноту туннеля. Дима был уже на полпути домой. Надо сказать, он долго не отпирался, усталость подавила в нем стремление докопаться до истины, тем более что истина была гораздо ужаснее, чем можно было себе представить.

Туннель расширял свои границы, открывая взору все новые и новые картины тьмы. Впереди не было ничего, былое терялось вдалеке позади, растворяясь в черном тумане, осколки несбывшегося, которыми было усеяно дно, превращались в прах, поднимаясь облаками серого пепла и уносясь в былое. Дна не было. Не было ни света, не было ни тьмы, не было ничего, не было грядущего. Лю напряженно приближался к нему, стараясь разглядеть малейшие детали, которые он, возможно, упустил, но нет, нет ничего, ничего! Грядущее превратилось в ничто.

Колокол бил глухо, будто за сотней километров. Удары были слабы, через силу, пробивались сквозь кисель тишины частицами. Колокол бил, бил, стараясь ворваться, прорвать блокаду. Его гонг нарастал, стал отчетливее, вот уже появились знакомые ноты, сердце начало биться как прежде, узнав их. Все наладилось. Впереди у дна начала проявляться дымка, открывая за собой свет… И тут в одночасье все кончилось. Пропал туннель, пропал свет, пропали остатки былого, еще не растворившегося в черноте. Колокол перестал бить. Тишина ножом резанула по уху, от чего у Лю зазвенело в ушах. Звон был сильный, переходящий в острую боль, сердце билось хаотично, натужно, силясь прорвать грудную клетку. Тошнило. Глаза налились кровью, стараясь вылезти из глазниц. Острая шпага проткнула сердце, оно дернулось, пытаясь начать вновь. Удары возобновились, но боль пронизала каленой сталью еще, и еще, и еще. Ткань рвалась, сердце умирало.

Лю выдохнул в последний раз и закрыл глаза. Все закончилось, теперь уже навсегда. В глубине умирающего сознания он надеялся, надеялся и верил.

Часы показывали три ночи, когда зазвонил телефон. По привычке я соскочил с кровати моментально, чтобы не разбудить дочь.

— Да. Да я. Нет, не понимаю. Как это отключили? Да… да кто, кто посмел?! — я невольно перешел на крик, отчего Аня проснулась, но не заплакала, она лишь удивленно смотрела маленькими глазами на меня. Лена встала и подошла к кроватке, успокаивая дочь. — Я немедленно выезжаю. Да, буду через час. Какая больница? Ясно. Спасибо.

Я остолбенел. Смотря сквозь Лену, я начал машинально одеваться. Она, уложив Аня, стала собирать бумаги в портфель, но я жестом остановил ее.

— Это больше не потребуется.

— Почему? Что случилось?

— Пошли на кухню.

Мы тихо вышли из комнаты. Подойдя к шкафу, я вытащил две рюмки и бутылку коньяка. Налив себе и Лене, я жестом приказал ей выпить. Она помотала головой, но посмотрев на мое, видимо искаженное ненавистью и болью лицо, поспешно выпила. Я налил еще и выпил.