Александр Авгур: Уроки выживания

– Простой люд прозвал этот дом – логовом смерти, – со злой усмешкой из-под капюшона, сказала Прасковья Охотница.

– Хорош болтать, – прервал их Ермолай Строгий голосом под стать его огромному росту и скомандовал: – Взять ведьму! Взять Голубу!

Три темные фигуры выхватили топоры из-под одеяний и направились к дому.

Ратибору, как самому молодому, было дано простое задание – он подбежал к задним окнам и затаился. В одном из окон горел свет. Ратибор должен был схватить ведьму в случаи ее бегства.

Прасковья Охотница, поцеловав нательный серебряный знак лестных богов, рванула с места. Она должна была оббежать дом и рассыпать вокруг него высушенною Звон – траву. Со своей работой она справилась за пару минут.

Ермолай Строгий помолившись богу огня и крепко сжав топоры в обеих руках закричал будто дикий зверь. Это был крик война перед боем, крик человека не знающего страха, крик идущего на смерть. Его голос эхом пронесся в деревьях вокруг опушки.

Свет в окне каменного дома ведьмы погас.

Ермолай разбежался, и ударом ноги выбил толстую деревянную дверь и вбежал в дом. Резко переводя взгляд и меняя позиции для боя, он ожидал нападения ведьмы. По не большому темному залу, в котором находился Строгий летали черные сгустки энергии. Ермолай ждал, когда появится сама виновница ночной охоты. Ждать пришлось не долго, из темного угла на проникающий сквозь окно свет луны вышла женщины. Перед воином предстала ведьма. Суровое лицо мужчины стало мягким. Глаза расширились от удивления. Он увидел явно не то, что ожидал. Перед ним предстала не скрюченная, уродливая ведьма коих он убил не один десяток, ему явилась молодая и безумно красивая женщина. Она кого-то ему напомнила.

– Это ты Голуба? – Растеряв всю воинственность, спросил он.

– Да, – нежным голосом ответила она. – Я вижу в твоем лице удивление.

Ермолай Строгий выпрямился, неуклюже пожал плечами и опустил руки с увесистыми топорами.

– Я… Я пришел…

– Ничего не говори. – Почти шепотом начала Голуба, мягко ступая из стороны в сторону. – Я знаю, что ты пришел убить меня. Я знаю, что на улице меня ожидают еще двое.

Ведьма начала ходить вокруг Ермолая и постепенно становилась все ближе и ближе.

– Единственное что я не знаю – за что? За что вы хотите убить меня? Я не сделала вам ничего плохого, мы даже не знакомы. Чей приказ?

Ермолай Строгий был человеком чести, и слова ведьмы смутили его.

– Это приказ князя Святополка. За убийство людей в деревне Брагино.

– Ах, да. Брагино.

– И еще за деревню Курино. И за смуту в княжестве князя Святополка.

Голуба улыбнулась. От вида ее красивых, пухлых губ можно было опьянеть.

– Курино – это да. Но приписывать мне смуту глупо.

Голуба звонко засмеялась, еще больше смущая громилу.

– Коли дела князя гнилы, на ведьму валить нечего.

– Так значит, ты отказываешься оттого, что с помощью черной магии подняла восстания крестьян против Святополка?

Голуба улыбнулась.

Ермолай Строгий подумал:

– Жаль. Очень жаль встретить эту женщину при таких обстоятельствах.

Голова понимала – ведьма могла его дурачить, околдовать, а сердце хотело ее не убивать, отпустить. Он был человеком чести, и клятва в верности князю вновь и вновь всплывала в его памяти, заставляя рассудок оставаться холодным, хотя бы на короткий срок.

– Смута это скорей итог ненадлежащего правления князя. Народ зол и восстает против хозяина в надежде на лучшую жизнь. А трусливый Святополк обвиняет меня за свои же грехи.

– Молчи ведьма! – перебил ее жестко Строгий, будто освободившись от чар и вернув себе самообладание. – Закрой свой рот! Как ты смеешь клеветать князя!?

– Полно воин, полно, – все так же невозмутимо отвечала искусительница. – Коли не веришь мне, коли считаешь виновной, коли не смогу тебя переубедить, то руби головушку мою. Руби с плеча. Руби наотмашь. Только знай…

Она подошла к нему предельно близко, так что Ермолай смог почувствовать ее запах. Запах весенних полевых цветов.

– Только знай – вины моей нет. И ты горько будешь сожалеть о содеянном.

Ермолай Строгий от таких слов слегка растерялся. Он почувствовал себя глупым мальчишкой, которого обвинили в шалости, но которую он не совершал. Рука поднимала топор, веки закрылись, а губы прошептали:

– Прости.

Через мгновения глаза открылись, топор ударил и голова Голубы, упав, покатилась по деревянному полу.

Выходя из дома, держа отрубленную голову за волосы, охотник за нечестью произнес: