Юрий Никитин - Скелет в шкафу

Он умолк, глядя на меня вопрошающе, я понял, что нужно что-то сказать, проговорил осторожно:

– Да, теперь я это знаю. Но тогда, наверное, люди впервые начали спрашивать, почему килограмм мандаринов стоит в двадцать раз дороже килограмма картошки?

– Вот-вот, – сказал он со сдерживаемым жаром. – Потом очень осторожно начали доводить до их сознания мысль, что среднеазиатские регионы, как и весь Кавказ, всегда были дотационными регионами и до сих пор висят тяжелым грузом на шее России. Но, обиднее всего, как раз дотационные регионы и кричали больше всего, что Москва их объедает и что без проклятых русских у них был бы рай!

Я невесело усмехнулся.

– Только из-за этого и стоило распустить Советский Союз.

Он посмотрел на меня внимательно.

– А вы, как ни странно, угадали. Нет, это была не единственная причина, но достаточно весомая. Нелегко всю жизнь слышать оскорбления, что живешь за чужой счет, особенно когда сам кормишь оскорбляющего!.. Это тоже был весомый камешек на чашу весов. Не экономический, но очень весомый, так как сильно ранил чувство справедливости.

– Понимаю, – проронил я.

– Вот так постепенно, – сказал он, – подготовили и сам народ. Дескать, ломка будет достаточно болезненная, но зато потом Россия выйдет из нее сильной, без гирь на ногах. А те, кто кричал, что кормят Москву, пусть попробуют хотя бы себя накормить…

Я сказал осторожно:

– Звучит достаточно убедительно.

Он усмехнулся.

– Дело не только в убедительности происходящего. У меня тоже сохранились кое-какие материалы по подготовке к роспуску Советского Союза и отсоединению социалистических республик. Для этого КГБ тайком поддерживал рост национального самосознания, так это говорится, хотя на самом деле это были всего лишь отмороженные националисты, но они постепенно входили в силу. И когда Советский Союз как бы распался, националисты уже были готовы начинать строить свое государство в каждой из республик.

Я поморщился.

– Но это не лучший вариант.

– Других не было, – заверил он. – Нужна была простая, понятная объединяющая сила. Национализм понятен интеллектуалам и простому народу в равной мере! Нельзя было строить новое государство ни на коммунистическом наследии, ни на западном… которого еще не было. Кроме националистов никто не брался! Потому сейчас я вас отпускаю в столовую, а то Волкова заждалась, а затем сразу и вылетайте.

Я поднялся, поинтересовался:

– Не автомобилем? Тут же близко?

– Вертолетом быстрее, – ответил он без улыбки. – Вы же ученый, секунды бережете?

– Вы не представляете, – ответил я с чувством, – как они бездарно тратятся!

Он поднялся, собрал в папку бумаги, я ждал, он взглянул мне в глаза строго и требовательно.

– Надеюсь, обстановку оцените быстро и правильно. Мы доверяем вашему решению.

– Ой, – сказал я с опаской, – а можно как-то иначе? Я, бывает, сам себе не доверяю. Да и вообще, это же значит, мне и нести ответственность?

– Не любите? – спросил он понимающе.

– Не выношу, – признался я.

Он вздохнул.

– А кто из нас любит?.. Но раскрою вам страшную тайну, если не мы, то кто? Уже не в стране, в мире кадровый голод. Жизнь усложнилась резко, и вдруг стало недоставать людей, которые… могут. Все хотят отдыхать, наслаждаться жизнью, ни хрена не делать… Так что действуйте, Вольдемар.

Я вскинул брови.

– Что, посмотрели мой ник?

– И ваших персов, – сообщил он. – Играете редко, но очень… продуманно. Ваш характер как на ладони. Ингрид на вас злится, чувствует ваше превосходство, хотя вы им не козыряете, но она человек военный, подчиняться будет беспрекословно.

– Ей даны такие инструкции?

– Достаточно вас назначить старшим в группе, – ответил он.

Ингрид при виде меня, выходящего из кабинета Бондаренко, быстро пошла навстречу, вздернутая, чуточку обиженная и настороженная.

– Ну что?

– Получены последние инструкции, – сообщил я. – Командую я во всем и везде, ты моя рабыня. Во всех действиях, кроме секса, даю тебе свободу, как Стенька Разин простому и даже очень простому народу с его придавленными Фрейдом инстинктами. Где тут ваша королевская столовая?

Она критически оглядела меня с ног до головы и обратно.

– Ожил… А я когда вошла в лабораторию, ты вроде бы жрал?

– Мышек кормил, – пояснил я. – А сейчас ты моя мышка. Заодно и сам покушаю немножко.

– Знаю твои немножко, – буркнула она. – Но ты уже не тот хиляк, это заметно. Хотя еще и не человек.