Филип Фармер - Т. 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол

Страж повел его по лабиринту коридоров, пробиваясь сквозь деловую сутолоку обычного официального учреждения.

Хэл пытался запомнить дорогу на тот случай, если придется бежать, хотя понимал, что это ребячество — бежать отсюда невозможно. К тому же он успокаивал себя мыслью, что дело не могло зайти так далеко, что побег будет единственным возможным для него выходом.

Во всяком случае, ему очень хотелось на это надеяться.

Наконец они остановились перед дверью, на которой не было никакой таблички. Уззит вставил большой палец в специальное углубление, дверь открылась, и они оказались в приемной.

— Докладывает херувим Паттерсон, — обратился офицер к сидящей за столом секретарше. — Хэл Ярроу, профессионал, личный индекс № 5632/, доставлен.

Секретарша передала сообщение по селектору, и из динамика на стене раздался голос, приказывающий провести задержанного в кабинет.

Секретарша нажала на кнопку, и дверь отъехала в сторону.

Хэл вошел первым.

Помещение, в котором он оказался, поразило его своими размерами — оно было больше его лекционного класса в Университете, да что там класса — больше всей его пака! У противоположной стены стоял огромный стол в форме полумесяца, чьи рога были направлены сейчас на Хэла. За столом сидел человек, одного взгляда на которого хватило, чтобы все хладнокровие Хэла испарилось: он-то ожидал увидеть здесь какого-нибудь иоаха высшего ранга в черной форме!

Но хозяин кабинета не был уззитом. На нем была просторная пурпурная ряса, голову покрывал капюшон, а на груди горел большой золотой ламед — буква «Л» древнееврейского алфавита. И у него была борода!

Да, он был высшим среди высших — уриэлитом. За всю свою жизнь Хэл не больше дюжины раз видел уриэлитов издалека и только один раз как-то сподобился беседы.

«Великий Сигмен! — пронеслось у него в голове. — Что же я натворил такого? Я уже заранее обречен».

Уриэлит был высоким мужчиной, возможно, выше Хэла. У него было длинное скуластое лицо с тонким крючковатым носом, узкими губами и выцветшими голубыми глазами с небольшим эпикантусом [6] Эпикантус — складка у внутреннего угла глаза, характерная для монголоидной и некоторых групп негроидной рас. .

Уззит зашипел Хэлу в спину:

— Хальт, Ярроу! Стой и внимай! Исполняй все, что прикажет тебе сандальфон Макнефф, без малейшего промедления и не делай лишних движений.

Тот, не способный сопротивляться даже в мыслях, молча кивнул.

Макнефф, машинально поглаживая свою роскошную бороду, с минуту разглядывал Хэла (который за эту минуту взмок и окончательно впал в состояние тихой паники) и наконец заговорил неожиданным для такого скелета глубоким басом:

— Ярроу, как ты смотришь на то, чтобы покончить с этой жизнью?

Позже Хэл не раз возносил благодарственные молитвы Сигмену за то, что тот удержал его от действенных проявлений ярости отчаяния, которая затопила его мозг в ответ на слова сандальфона. Вместо того чтобы оцепенеть от ужаса, он стал лихорадочно соображать, как бы ему половчее развернуться, напасть на офицера, завладеть его пистолетом, который хоть и не был на виду, но обязательно должен был быть где-то под рясой, сбить его с ног, взять Макнеффа в заложники и, прикрываясь им как щитом, удрать.

Вот только куда?

В Израиль? В Малайскую Федерацию? Обе страны достаточно далеко, но, если ему удастся украсть корабль или, мягче говоря, реквизировать, расстояния уже не будут играть роли. Хотя даже если все это удастся, у него слишком мало шансов проскочить через заслон ПВО — он слишком слабо разбирается в военной терминологии и кодах, чтобы попытаться их обдурить…

Однако, прокрутив за одну секунду у себя в голове все свои возможности и все возможные последствия, он обнаружил, что вся его отвага куда-то улетучилась. Наверное, не стоило пороть горячку. Во всяком случае, сначала надо узнать, в чем его обвиняют. А вдруг ему посчастливится доказать свою невиновность?

И тут Хэл увидел, что губы Макнеффа раздвинулись в улыбке:

— Очень хорошо, Ярроу, — сказал он.

Хэл не был уверен, что это дает ему право говорить, но он решил рискнуть, всей душой надеясь, что его смелость не рассердит уриэлита.

— Что хорошо, сандальфон?

— Что ты покраснел, а не побелел. Я вижу людей насквозь, Ярроу. Мне стоит лишь пару секунд посмотреть на человека, чтобы знать о нем все. И я вижу, что страх не сокрушил тебя после того, что я сказал. А ведь у очень многих на твоем месте затряслись бы поджилки. У тебя же вместо этого кровь ударила в голову: ты изготовился спорить, возражать, бороться.