Владимир Михайлов - Тело угрозы

А вот теперь пришла, кажется, пора использовать давнее знакомство. Глава оппозиции все более убеждался в том, что его тогдашний собеседник не блефовал (незачем было), а играл честно – насколько это слово вообще может быть применено в описанной ситуации. Признаком fair play послужило и то, что в ответ на просьбу пригласить оппозиционера в Америку согласие было дано немедленно, без всякого уточнения причин. Детали, естественно, тогда не обговаривались: это москвич оставил до личной, конфиденциальной встречи.

Встреча эта состоялась уже в аэропорту Кеннеди, куда Столбовиц приехал, чтобы сразу же увезти гостя в назначенную ему резиденцию. Четырех человек, сопровождавших прибывшего, американец оглядел внимательно, но без восторга. И сразу же предупредил:

– Ваши спутники разместятся отдельно от вас. Не беспокойтесь – будут соблюдены все законы гостеприимства. Но сейчас их услуги вам не понадобятся. Впрочем, вы сможете связаться с ними в любое время – как только потребуется. А пока – пусть отдыхают, знакомятся с городом и тому подобное. Вас же я беру на мое попечение.

– Разве был такой уговор? – спросил вполголоса неприятно удивленный гость.

– Раз уж вы доверились мне, – столь же негромко ответил Столбовиц, – то и полагайтесь на меня во всем. Без этого мы далеко не уедем.

И – громко, повернувшись к свите:

– Джентльмены, вот ваша машина – вы поедете в отель где для вас заказаны номера. Не “Уолдорф”, но за удобства могу поручиться. Не беспокойтесь, кстати, – оплачивать постой вам самим никак не придется. Мистер Джон Смит (он кивнул в сторону стоявшего рядом, чуть позади, человека, чей облик был столь же зауряден, как и его наверняка условное имя) будет отвечать на ваши вопросы и по возможности выполнять пожелания. Вот ваша машина, и желаю приятно провести время. О'кей?

Глядя вслед ускользавшему по дороге кадиллаку, приехавший проговорил:

– А наша машина что – опаздывает?

– Она нам не нужна. Сейчас пройдем на вертолетную площадку.. Время существует для того, чтобы его экономили, не так ли?

– О'кей, – ответил гость, давая понять, что не намерен возражать против местных правил и обычаев.

Конечно, появись он в Штатах с официальным визитом, он мог бы рассчитывать на куда более помпезные апартаменты; но небольшой уединенный домик на берегу океана, куда хозяин и гость прилетели на вертолете, состоявшем, видимо, в распоряжении опытного адвоката (Столбовиц и по сей день не терял связи с прежней фирмой), в данном случае визитера из России вполне устраивал. Место выглядело достаточно безлюдным, а Столбовиц предупредил его:

– Охраны вы не видите, но она есть. Устройств для прослушивания и скрытой съемки вы тоже не видите – но это потому, что их тут нет вообще. Проверка происходит ежедневно. Этот кусочек Америки – частная собственность, и никто сюда не забредает – даже если очень захочет, не сможет сделать этого. Прислуга – два человека, вполне надежные. Следовательно – если вы захотите рассказать мне о целях вашего приезда, никто третий нас не услышит. Хотите дринк с дороги?

– Разве что самую малость. И наберитесь терпения: я буду говорить достаточно долго.

– Терпение – добродетель разведчика, – сказал Столбовиц серьезно. – Прошу извинить – придется на минуту отвлечься. Телефон. – Он улыбнулся, как бы прося извинения.

И в самом деле послышался сигнал – странный, ни звонком, ни мелодией назвать его было трудно; скорее приглушенный звук сирены, – и доносился он не из соседней комнаты, а словно бы с другого конца дома. Столбовиц быстро вышел, почти выбежал. Приезжий лишь пожал плечами: на гостеприимство это не очень-то походило.

А еще менее – то, что затем последовало. Столбовиц вошел так же стремительно, как и ранее покинул комнату. Остановился. И, не дав гостю произнести ни слова, заявил:

– Еще раз прошу великодушно извинить, но я вынужден срочно отлучиться, – Он слегка развел руками. – Дела не ждут. Но постараюсь вернуться как можно скорее: мне и самому не терпится услышать вас, догадываюсь, что ваша миссия достаточно важна. Здесь все к вашим услугам, включая персонал, разумеется. Я спешу, еще раз простите!

И исчез – словно его и не было.

Дневник, изъятый из дома покойного Ржева старшим лейтенантом Комаром, в разговоре был ошибочно назван им дневником наблюдений: просто потому, что такая надпись была на обложке толстой тетради. На самом же деле это действительно был дневник; но не журнал наблюдений, каким почел его Комар, а просто дневник. Иными словами – покойный Люциан заносил туда эмоции и мысли, возникавшие у него в связи с наблюдениями. А также более или менее подробно – свои действия, весьма, впрочем, однообразные. Дни его, за редкими исключениями, были очень похожи один на другой – особенно если учитывать, что немалая часть каждого дня уходила на сон, поскольку вести наблюдения возможно только в темное время суток. Кстати, имя Джины там не встречалось ни разу – ни в связи с работой, ни в какой-нибудь другой. Но тут никто и не предполагал, что оно должно бы встретиться.