Филип Фармер - Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы

Черты поражали своею противоречивостью: лоб был высок и гладок — лоб мыслителя, в то время как выступающие скулы, впалые щеки, полные губы, крупный прямой нос, энергичные челюсти, тяжелый и круглый как кулак подбородок, а также мрачные, хотя и пронзительные, глаза принадлежали скорее человеку действия.

Соединенные вместе, они приводили на память падшего Люцифера и страждущего Прометея. Люцифера, жаждавшего весь свет объявить своим царством. Прометея, укравшего огонь не для себя, а для пигмейского рода человеческого.

Лицо дьявола и бога.

Лицо, забыть которое нельзя.

Его лицо.

— Я вижу, ты узнал меня, — сказала фигура в плаще. — Впрочем, это неважно. Я забираю твое сердце со всею прибылью, что прирастет в нем впредь.

— Отдай мне его! — взмолился Блэк.

— Отдам, но не прежде чем…

— Да?

— Не прежде чем… Прощай.

— Нет, не говори «прощай»! — вскричал Блэк. — Скажи, что ты хочешь за него?

Но узнать, каков будет выкуп, он так и не успел, поскольку проснулся. Филлис трясла его за плечо, приговаривая:

— Дик, Дик! Проснись. Тебе снится какой-то кошмар.

Лицо ее белело в лунном свете, струившемся через открытую дверь хижины. На мгновение Блэку почудилось, будто черты ее расплылись, превращаясь в какой-то странный, хотя и не лишенный привлекательности сплав лица Филлис с лицом под капюшоном. Но впечатление это, не более материальное, чем лунный свет, исчезло, и Блэк надолго забыл о нем.

Обычно переход от глубокого сна к бодрствованию давался Блэку быстро и без труда. Но нынче, на какой-то краткий миг, он запамятовал о том, что больше уже не живет на Земле — двадцать лет как не живет.

Или даже дольше.

Но насколько?

Он не знал. Он не знал даже, где находится.

Он лежал в своей хижине, стоявшей в долине на берегу Реки.

Кое-кто считал долину раем.

Другие говорили: нет, это чистилище.

А находились и такие, кто считал ее сущим адом.

Некоторые же презрительно заявляли: любому дураку, мол, понятно, что все человечество живет сейчас на планете земного типа, которая вращается вокруг подобной Солнцу звезды во вселенной, подчиняющейся абсолютно тем же физическим законам, что и вселенная землян.

Но, возражали те, кто верил, что этот мир — чистилище, либо ад, либо рай, как вы объясните тот факт, что вы однажды умерли и мы тоже, а теперь мы снова живы и молоды здесь, в долине Реки?

Впрочем, и на подобное возражение можно было найти ответ, притом ответ вполне научный. Выбор объяснения, будь то сверхъестественного или материалистического, оставался за вами.

— Дик, проснись, Бога ради! — послышался грудной и чуточку хрипловатый голос Филлис. — Тебе опять приснился великий вопль?

— Нет, на сей раз нет.

Блэк сел, обняв руками колени, и рассказал ей свой сон, не спуская с нее пристального взгляда. Филлис Макбейн была в земной жизни врачом-психологом, и сейчас она непременно попытается проанализировать его кошмар. Когда-то Блэк ни в грош не ставил женский ум, но со временем понял, что недооценивал прекрасную половину человечества, поскольку в его время у женщин просто не было возможности продемонстрировать свои интеллектуальные способности. Он высоко ценил острый ум Филлис, не раз убеждаясь в том, что многие вещи она понимает не хуже него, а кое-какие даже лучше. Конечно, она была гораздо образованнее Блэка. Наука в двадцатом столетии шагнула далеко вперед по сравнению с поздневикторианским периодом, а Блэк умер за несколько десятилетий до рождения Филлис.

— Значит, фигура сказала: «Ты в долгу за самую плоть»? — промолвила Филлис. И, помолчав немного, спросила: — Ты читал «Моби Дика», Ричард? Книгу американского писателя Германа Мелвилла? Он был твоим современником.

— Даже не слыхал о таком.

— Главный герой этой книги — капитан Ахав из Новой Англии, китобой, человек безумный, страстный и дикий, одержимый навязчивой жаждой убить белого кита. Кит, которого зовут Моби Дик, — фигура одновременно и реальная и символическая, а желание Ахава расправиться с ним имеет как физический, так и метафизический смысл. К тому же капитан горд — горд как дьявол.

Филлис замялась немного, но потом добавила:

— Горд, как ты, Дик. А это, — она рассмеялась нервным смешком, — кое-что да значит. Короче говоря, в одной из наиболее драматичных сцен книги одноногий капитан Ахав бранится, поскольку его тяготит зависимость от корабельного плотника, который мастерит ему новую конечность из слоновой кости. И он кричит — он никогда не говорит спокойно, он всегда кричит, или орет, или вопит: «О жизнь! Вот стою я, горд, как греческий бог, но я в долгу у этого болвана за кусок кости, на которой я стою. Будь проклята эта всечеловеческая взаимная задолженность, которая не желает отказаться от гроссбухов и счетов. Я хотел бы быть свободным, как ветер; и вот имя мое значится в долговых книгах всего мира. Я богат… но я в долгу за самую плоть моего языка, каким я сейчас выхваляюсь» [4] Перевод И. Бернштейн. .