Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы

Де Сальседо заговорщицки улыбнулся и подал монаху бутыль, которую прятал под курткой. Святой отец приложился к горлышку, и, пока бульканье вытекающего хереса становилось все громче, моряки понимающе переглянулись. Неудивительно, что столь одаренный, по слухам, в своей области алхимических ремесел священник оказался послан в несуразное путешествие к черту на рога. «Если выживет — отлично», — решила Церковь. А если нет — по крайней мере, не станет больше грешить.

Монах утер губы рукавом, громоподобно рыгнул и сказал:

— Грасиас, юноши. Благодарю вас от всего сердца, погребенного в жировых толщах. Благодарю от имени старого ирландца, иссушенного, как копыто верблюда, захлебывающегося пылью воздержания. Вы спасли мне жизнь.

— Благодари лучше свой волшебный нос, — ответил де Сальседо. — А теперь, старая ты сутана, раз ты смазал свои шестерёнки, не соизволишь ли рассказать о своей машине, сколько устав дозволяет?

Рассказ отнял у отца-искреца четверть часа. Потом слушатели начали задавать дозволенные вопросы.

—... И вещаешь на частоте тысяча восемьсот кх? — переспросил паж. — Что значит «кх»?

— «К» происходит от французского «кило» — искаженного греческого слова «тысяча», а «х» — от древнееврейского «херубим» — ангелочки. Само слово «ангел» — греческое «ангелос», то есть «вестник». Мы полагаем, что эфир забит этими ангелочками-херувимами. И когда мы, братья-искрецы, нажимаем на ключ нашего аппарата, мы воплощаем малую долю бесконечного множества вестников, готовых в любое мгновение прийти к нам на службу.

— Тысяча восемьсот кх значит, что в данный момент миллион и восемьсот тысяч херувимов мчатся в эфире, так что кончики крыльев одного касаются носа следующего. Крылья всех ангелов имеют равный размах, так что, очертив контур всего сборища, вы никак не смогли бы отличить одного херувима от другого. Такой поток вестников называется строем П. К.

— П. К.?

— Постоянной крыльности. Мой воплотитель — тоже постоянной крыльности.

— Голова кругом идет! — воскликнул молодой де Сальседо. — Что за откровение! Почти непостижимо. Только представить, что антенна воплотителя имеет ровно такую длину, что для уничтожения мечущихся по ней ангелов зла требуется равное и заранее известное число добрых херувимов. Совратительная катушка воплотителя сбивает всех злых ангелов на левую, сатанинскую сторону, и, когда ангелов ада скапливается столь много, что они не в силах более терпеть соседство подобных себе падших душ, они устремляются через бездну искрильника на правую, «добрую» пластину. Их бег, в свою очередь, привлекает внимание незримых вестников. А вы, отче-искрец, всего лишь управляя машиной, поднимая и опуская ключ, воплощаете ряды покорных гонцов, крылатых эфирных курьеров, связываясь с их помощью со своими братьями по ордену, где бы они ни были.

— Господи Боже! — воскликнул де Торрес.

То было не пустое суесловие, но возглас искреннего священного ужаса. Глаза толмача распахнулись. Он, видно, осознал, что за плечами каждого человека стоят стройными рядами и колоннами ангельские воинства. Черные и белые, они составляли шахматную доску пустого якобы пространства: черные — отринувшие, и белые — принявшие свет. Длань Господня поддерживает их в равновесии, и человек владычествует над ними, как над рыбами морскими и птицами небесными.

Однако, узрев видение, способное многих сделать святыми, де Торрес спросил лишь:

— А ты мог бы сказать, сколько ангелов поместится на кончике иглы?

Очевидно было, что нимб не осенит голову толмача. Голову ого прикроет разве что квадратная шапочка профессора, если ему суждено будет вернуться.

— Это и я знаю, — фыркнул де Сальседо. — С философской точки зрения, можешь засунуть туда столько, сколько хочешь. А с практической — столько, сколько влезет. И хватит. Меня интересуют факты, а не фантазии. Скажите, отец, как встающая Луна может помешать полету херувимов, посланных отцом-искрецом из Лас-Пальмаса?

— О Цезарь, да откуда я знаю? Разве я — сосуд вселенской мудрости? Увы! Я лишь смиренный и невежественный монах! Одно могу сказать вам — прошлой ночью, когда она кровавым пузырем встала из-за горизонта, мне пришлось остановить короткие и длинные колонны моих маленьких вестников. Станция на Канарах тоже прекратила передачу из-за помех. И сегодня — то же самое.

— Луна шлет нам вести? — переспросил де Торрес.

— Да, но этого кода я не знаю.

— Санта Мария!