Ольга Баранова - Соблазнение монаха

Но Падишах принял меры. Чтобы Сарина не сбежала (при слове «иностранец» Падишах вздрагивал), он приставил к ней Садая, а родителей Садая запер в подвал и сказал им там жить. «Так-то надежнее, — думал Падишах. — Сариночка сбежит, опять же этот идиот здесь, он сбежит или поможет ей — так его родители тут». Падишах приказывал хорошо кормить родителей и дважды в день выводить на прогулку. Положа руку на сердце, кто бы из нас отказался от таких условий? И Садай хорошо ценил это и хорошо служил. Каждый вечер, как только Сарина заснет, он приходил к Падишаху и докладывал ему, как Сариночка себя вела.

Выражалось это так. Садай стоял навытяжку, а Падишах бегал вокруг него и говорил: «Ну-у, как Сариночка?.. Вот в детстве она была шаловливая…» — и шли воспоминания из детства, когда Сарина укусила Падишаха за палец, когда тот хотел в шутку отнять у нее игрушку. «Как собачка! — восхищался Падишах. — Цап! И кровь пошла!» И он показывал Садаю то место на руке, куда Сарина его укусила. Садаю никогда не удавалось даже вставить слово, как Сарина… «Знаю, знаю! — махал руками в золотых перстнях Падишах. — Знаю!!! Все знаю! Я — отец! Что сказала — знаю, как посмотрела — ведаю!.. Я — оте-е-ец!»

Поэтому Падишах утомлял Сарину. Стоило ей открыть рот, как он кричал «Помнишь?.. Дедушка упал с алебастра? Вспомни, вспомни! Тебе годик было. Или два?.. Два! Точно! Два!» Сарина хотела сказать, что она одинока, что ее мучают вопросы: «Как жить дальше? Кого любить?» Но Падишах орал: «А дедушка? Помнишь дедушку?.. Велика-а-ан!» Так — на примерах отцов — Падишах воспитывал дочь. Что ж удивляться, что у Сарины появилась железная воля (наслушавшись о похождениях отца и братьев отца, и правнуков того деда, который в пятницу после обеда сбил — что бы вы думали? Фигуру «Падишах» в падишаховых городках!), которую она закалила, слушая отца — невозможно не заснуть под его бредни, и Сарина крепилась и воспитывала силу воли.

Только не надо думать, что Падишах не знал о мучивших девочку вопросах. «Перебесится — мука будет, — думал он, — я сам такой был, а теперь ничего, живу».

«Мир жесток, — думал Падишах, — и надо, чтоб она знала, что не все и не всегда будут отвечать на ее вопросы».

Теперь Падишаху донесли, что Сарина и ее подружки, и их дружки отправились, нарядившись в свои лучшие платья и захватив с собой корзины с едой. «Пусть идут, — думал Падишах, — надо отправить пару одеял старикам». И он распорядился, чтобы родителям Садая выдали по два одеяла, ковру и новому видеомагнитофону. «Пока Садай там, я свободен», — думал Падишах, придавая слову «свобода» некий незнакомый мне оттенок. Что он имел в виду? Свободу от мыслей? Или свободу от дочери?

Поэтому Сарина обрадовалась, когда впервые увидела Томаса. Наконец-то ей удалось преодолеть себя и прийти сюда. Если бы Томас был семи пядей во лбу, которые росли из него и загибались рогами, если бы имел мохнатый хвост или отвисшие губы, она все равно полюбила бы его. Любовь жила внутри нее, но Томас представлял собой довольно молодого человека, худого, вытянутого и — настоящего великана (что касается его мыслей), и — странное дело! Сарина не полюбила его.

Быстрым движением откинув темные волосы с лица (Сарина ходила с распущенными волосами, как когда-то — ее мать; матери не было у Сарины, но это значит, что кровь текла в ней, и не только Падишахова. А кое-что осталось от тихой женщины и пылкой любовницы — женщины вынуждены совмещать и то, и это), она подошла к монаху — хотя ему полагалось подходить к ней — и сказала:

— Я — Сарина.

Она хотела сказать: «Я — Сарина, дочь Падишаха», но вышло: «Я — Сарина».

— Я знаю, — сказал монах и улыбнулся, — ты очень похожа на своего отца.

Он оказался совсем не злым. С ним можно было поговорить о чем угодно. Почему-то влюбленные упирают именно на этот факт — «С ним (или с ней) можно что хочешь говорить!» — когда характеризуют предмет своей любви. Да выйди на улицу и говори о чем угодно! Хоть с кем можно поговорить о чем угодно, хоть — с трамвайным попутчиком: «Здрасьте!» «Цены сегодня падают…» «Как это — падают???..» «А так!!! Падают и бьют всех по головам.» «До свидания!» «Какой приятный попутчик!» (Дома — жене.) «Какие коты умные пошли! Я ему: „Цены падают!“ А он — „Мур-р! Да-а!“» (Тоже дома. Второй жене.) Мясо тем отличается от любви, что бывает мертвое и живое. А любовь — только живая? Или — только мертвая? Сарина замучила Томаса своими философскими, понятными только ей одной, вопросами. Где истина? Как ее найти? Очень трудно ответить на вопрос, если истина внутри тебя. Томас молчал. Сарину раздражали его ответы: «Не знаю» или — молчание; и она говорила одна, не прерываясь на то, чтобы его спросить. Какой смысл спрашивать, если ответ не ясен?