Александр Белаш - Оборотни космоса

Там, в телевизоре, чинно и грациозно расхаживали по полю сильные, красиво сложенные спортсмены-пигмеи — по двое, по трое, редко в одиночку. То ли занимая исходные позиции, то ли знакомясь с новой игровой площадкой, они сходились, менялись местами, выполняли повороты и наклоны. Всё это напоминало элементы синхронной гимнастики. Зрители на разные голоса, но дружно тянули в унисон несколько нот, взявшись за руки и изображая «бегущую волну». Множество гибких рук поднималось и опускалось, будто по команде, и волна уже несколько раз обежала трибуны. Прекрасная цветопередача, тональное пение, танцевальная шагистика на поле, плавный бег живых синусоид на трибунах, синий блеск сотен глаз и мерные взмахи лотосовых рук — вместе это производило необычайное, пленительное впечатление.

— Слушай, — Буфину не впервой было видеть местный спорт, — мы так и будем торчать у порога, ни взад, ни вперёд?

Форт, не в силах оторваться от экрана, только отмахнулся.

Потом в спортзале что-то случилось.

Форт счёл, что матч начался, и попытался представить, как выглядят командные игры на Ньяго, но картина, что разворачивалась на экране, с каждым мгновением всё меньше напоминала спортивное состязание. Шеренги игроков рассыпались, сотни сидящих за стенами повскакивали с мест, беспорядочно заметалась охрана в узорных жилетах. Все будто одновременно взбесились; из телевизоров хлестала смесь визга, каких-то отчаянных бессвязных возгласов и пронзительных криков. Свирепо схватываясь между собой, ньягонцы сталкивались, царапались в прозрачную стену, лезли сквозь прорези в ней и падали на коричневую дорожку, вставали и бежали к воротам — или оставались лежать, корчась. Зал за каких-то десять секунд стал ревущим и безумно бьющимся о стены водоворотом тел.

От прежнего порядка не осталось и следа: одновременно хлынув с трибун в дикой сумятице, толпа выла и билась у выходов, пытаясь вырваться со стадиона. Автоматика максимально распахнула двери, но их пропускная способность была несовместима с массой людей, разом хлынувшей в проёмы, — там тотчас создались вопящие заторы; людей кружило, передних выталкивал напор сзади. Толпа уплотнялась, можно было различить одни головы. Крик нарастал; орал и голосил весь стадион.

Изображение задёргалось и сдвинулось — рывок, ещё рывок. Камера изменила фокусное расстояние, в кадр попала сцена быстрой, но при том осмысленной возни у стены. Там Pax — без сомнений, он! других землян на поле нет! — с парой узорных ребят и какими-то униформистами из обслуги снимал щиты прозрачной стены, открывая широкий ход на площадку.

— Сюда! Вторая трибуна, отступать сюда! — Громкий голос Раха перекрывал вопли. — Не бежать! Шагом! Ко-мне! ко-мне! Сю-да!

Зажав в губах свисток, он стал руками подавать неизвестные Форту сигналы, одновременно испуская ритмичный свист такой силы, что звук вонзался прямо в мозг.

Толпа на ближнем участке трибун разделилась. Многие сразу бросились на поле.

— По порядку! Шагом! — Побелевший, блестящий от пота Pax сплюнул свисток. — В шеренгу! Правая рука вперёд! Держать рукой дистанцию!

И опять режущий уши прерывистый свист.

Люди стеной надвигались на Раха — вытянутые шеи, кричащие рты. Передние, чтоб не упасть, были вынуждены бежать. Их головы запрокидывались, лица были искажены болью.

Повернувшись к потоку боком, Pax пропустил часть бегущих, затем встал к ним грудью, выкрикивая команды, по его не слушали — налетели, ударили, обтекли. Землянин стоял, как скала на пути цунами, — людские волны накатывали, пытаясь скорей вырваться на простор. Pax оказался окружён беснующейся толпой, его швыряли, отпихивали, неистово работая локтями, но он упорно боролся.

Потом задние начали вспрыгивать на плечи передним, лезть по головам. Фокус сместился, всё поплыло, поехало куда-то в сторону и пропало. По экрану пронеслись фракталы, переливающиеся под музыку, а потом на золотом парчовом фоне запело изумительно глазастое существо, игриво склоняя головку набок и перебирая в воздухе тонкими пальчиками.

Обомлевший и замерший ресторан утробно загудел. Доносились вздохи и невнятное бормотание, в приглушённых голосах слышался испуг. Завсегдатаи « Кабарета» обменивались недоумёнными тревожными взглядами; кое-кто поспешил расплатиться и уйти.

Форт в растерянности — такое с ним редко случалось — посмотрел на Буфина:

— Что это было?

— Никто не скажет, — пожал тот плечами. — Кругом режим молчания. Нам повезло — была прямая трансляция... Держу пари, что директора канала вышвырнут, а с ним еще пяток голых кошек, ответственных за передачу. Тут можно прожить сотню лет и не увидеть ни одного репортажа с места аварии.