Филип Фармер: Иисус на Марсе

В восьмистах футах за роботом находился невидимый теперь туннель, Бронски с Ормом взялись за работу. Застегнув и проверив скафандры и шлемы, они втиснулись в тесную декомпрессионную камеру и закрыли внутренний люк. Орм включил манометр и нажал кнопку. За три минуты давление в шлюзе снизилось до уровня внешнего. Тогда Орм открыл наружный люк и развернул металлический трап. При такой тяжести можно было свободно спрыгнуть на почву в четырнадцати футах внизу, но это было запрещено. Никаких случайностей.

Спустившись по трапу спиной вперед, Орм ступил на скальное основание и повернулся. У него кружилась голова, и не от пониженной гравитации. Он, Ричард Орм, чернокожий канадец, — первый человек, ступивший на поверхность красной планеты. Что бы ни произошло потом, он навсегда останется в истории как первый человек на Марсе.

Вездеход — похожая на металлическое насекомое машина — уже транслировал кадры уникального события. Как он, Ричард Орм, первый из землян, ступает на древние скалы чужой планеты.

— Эх, Колумб, был бы ты здесь! — произнес Орм, четко осознавая, что ровно через одиннадцать с половиной минут это услышат миллиарды. И потому следующую мысль вслух не произнес:

«Ты наложил бы полные штаны от страха».

Старому мореплавателю такое даже и присниться не могло.

— Далеко же мы ушли за пятьсот двадцать три года! — добавил он.

Но развивать мысль не стал. На Земле многие поймут, что он хотел сказать, и объяснят остальным.

По трапу спустился Бронски, огляделся. Орм подозвал его, и они занялись разгрузкой. Из трюма в днище корабля достали трос, бур и сонар. С помощью последнего проверили, что место посадки представляет собой твердую скалу, вполне способную удержать якорь. Бронски пробурил базальт и отсоединил бур от источника питания. Трос закрепили на торчащем из скалы конце бура, Орм приготовил цементный раствор и влил его в зазор между буром и стенами скважины.

Ожидая, пока схватится быстро затвердевающая масса, Орм и Бронски подошли к серебристому металлическому закруглению, выдающемуся из груды камней. Стоя под огромной дугой и глядя на нее, Орм ощутил нечто вроде благоговения. Если это был корабль — а это несомненно было так, — то он должен был быть размером с древний пассажирский лайнер, вроде «Куин Мэри», или с дирижабль «Гинденбург».

Кто бы ни был его строителем, он обладал источниками такой энергии, которых не было на Земле. Чтобы поднять этого монстра с планеты в космос, провести через межзвездное пространство и посадить здесь, нужна была такая мощь, что даже при мысли о ней голова кружилась.

Сколько же пролежал он на дне этого необъятного каньона? Долго, должно быть, чтобы успела выветриться стена и похоронить его под обломками камней. И еще дольше, чтобы другая сила — может быть, долгие и сильные ветры — смела обломки с этой части корабля.

Но, может быть, именно эта секция корабля никогда и не была скрыта. Спутник наблюдения много раз ее фотографировал, но не заметил ее никто, пока не обратил внимание Лэкли — тот самый австралиец.

А может быть, кто-то начал раскапывать корабль, и что-то ему помешало.

При этой мысли по спине Орма пробежал холодок. Он непроизвольно обернулся. Группы марсиан, подкрадывающихся к нему сзади, он не обнаружил. И засмеялся.

— Чему смеешься? — спросил Бронски.

— Ничего конкретного. Просто… Неважно. Может, от радости. Вытащи-ка этот прибор, — он повернулся к Бронски спиной, и тот вытащил коробку из цилиндра на спине его скафандра.

Это была миниатюрная лаборатория для физико-химических исследований. Поставив ее на землю, Бронски открыл крышку и начал вместе с Ормом выполнять анализы с быстротой, приобретенной долгими тренировками. Закончив, Орм доложил о результатах:

— Дверь с виду металлическая. Как показал аудиометр — вы это слышали, — внутренность полая. При ударе стальным молотком звенит. На поверхности не оставляет царапин даже алмаз. Азотная кислота не оставляет следа. Использовать лазерный луч мне не хочется, чтобы воздух не повредил содержимое — если оно там есть. Материал корпуса, чем бы он ни был, земной науке неизвестен.

Бронски вернул коробку в цилиндр, и космонавты пошли обратно к «Барсуму». Цемент уже схватился. В разреженном воздухе при давлении, эквивалентном давлению земной атмосферы на высоте десяти миль, вода испарялась быстро. Поднимающийся пар в сумеречном свете был невидим.

Орм выбрал слабину и натянул трос. Теперь даже ветер со скоростью двести пятьдесят миль в час — не слишком вероятный на дне каньона — не сможет сдвинуть модуль с места.