Юрий Иванович - Дорога между звезд

Перед рассветом я вновь переговорил со всеми, дал новые инструкции и позволил себе и Алоису отдых в несколько часов. Именно столько времени потребовал разбуженный мною Булька на подзарядку электроэнергией. Я бы конечно и сон отложил, ради экспериментов над сетчаткой глаза, но мой личный риптон сетовал на слабость не восстановившегося организма. Пришлось нам расстаться на это время. Я пристроил Бульку на столе с оголёнными проводками: продублировал, как Алоис устроил нашу пленницу в более глубоком, самом нижнем подвальном уровне; и только тогда блаженно вытянулся на кровати. Чувствуя как гудят от усталости ноги, а в голове образуется вакуум среди хаоса голосов, лиц, мельтешения света и мыслей, противоречивых планов, мечтаний и размышлений. Проваливаясь в сон, я с мысленной улыбкой отогнал от себя мысль о том, что и ко мне подкрадывается старость. И хорошо бы тоже уйти на пенсию…. Путешествовать…. Отдыхать…. И спать, спать….

Проснулся я от громкого бульканья. Мой товарищ риптон с неистовой энергией подпрыгивал на столе, словно мяч под рукой баскетболиста. Только делал это тяжеловато, как и положено для его пятнадцатикилограммового веса. Присмотревшись, некоторое время к его прыжкам, я так и не понял: то ли он радуется, то ли злится, то ли опять на него какая хворь напала. Но всё оказалось намного прозаичнее. Лишь только я положил руку на стол, как Булька ловко по ней прокатился, осел в районе моих плеч и шеи и выдал причину своего поведения:

«Мне захотелось размяться! Энергии теперь вполне хватает, и мне кажется, я смогу допрыгнуть со стола прямо к тебе в кровать!»

«Не стоит этого делать! Я ведь и… испугаться могу!»

«Ну да! Скажи лучше: порвать на кусочки! Я тебя изучил порядочно: спросонья ты полагаешься только на инстинкты самосохранения! А они у тебя как у дикого животного….»

«Спасибо! Можешь считать, что ты мне польстил…, и порадовал своей бодростью и оптимизмом. Теперь то мы можем заняться приборами? Ты просто не представляешь, в каком временном цейтноте мы находимся!»

«Да? А мне показалось, что это твой обычный режим жизни. И вечно что-то не успевать: нормальное явление».

«Слушай, Булька! — направляясь в соседнюю комнату, я вспомнил наш недавний разговор. — А давай я тебя и вправду оформлю на воинскую службу? Знаешь, как это здорово будет?!»

«Не понял! К чему бы это?»

«И звание сержанта тебе сразу присвою! Имею полное на то право».

«Танти! Это ж я ради шутки сказал. Оно мне надо? И поспорить я люблю! Попадётся какой-нибудь командир самодур и будет постоянно строить по стойке смирно! А то и отжиматься заставит! А я ж инвалид: ни ручек…, ни ножек…!»

В моей голове после этого раздалось какое-то странное хлюпанье, и я догадался, что Булька так смеётся. Глупая улыбка, признаться, и на моём лице появилась. Лишь только я представил как фигурка несуразного человечка, когда-то изображаемая риптоном, неуклюже делает отжимания. Но постарался оставить последнее слово за собой:

«Действительно! Ты прав! В военные идут только существа решительные, с крепкой волей и со стальным характером. А вот и наши приборы! Смотри: здесь образцы сетчаток глаз. Самых разных, и не только человеческих. Как ты намерен действовать?»

«А ты как думаешь? — мне показалось, что Булька продолжает смеяться. — Буду действовать со всей решительностью, волевым усердием и несгибаемым характером. Что, кстати, весьма мне присуще! И прошу учесть: тебе будет больно, скучно, неудобно, неприятно, а то и противно. Но, как ты недавно высказывался пословицей: назвался груздем, значит, тебе отрежут и ноги и голову….»

«Да нет! Там говорится: полезай в кошёлку!»

«А какая разница? Итог то от этого не меняется! Груздю — гайка!»

Булька оказался прав. Потому как я ни за что не поверю, что он издевался надо мной специально. И не только надо мной, но и над Алоисом. Но котором производились сравнительные эксперименты. И не только над Алоисом, но и над собой, в том числе. Потому как за сутки риптон два раза заряжался электричеством по полчаса. И сам страдал от сильной усталости.

Мы начали с более лёгкого: с лайзмера. И прибор вселил в наши души изрядную порцию оптимизма: ни отпечатки, ни наращенные и изменённые части тела не вызывали малейших сомнений в плане хирургического вмешательства. Всё новое на моём теле смотрелось так, словно оно там и выросло в далёком детстве. Или превратилось в стратегические запасы в более зрелом и предусмотрительном возрасте.