Владимир Контровский - Последний алхимик

Они трапезничали в полуодетом состоянии, а на десерт вновь залезли в постель, где Регина ещё раз подтвердила старинную народную мудрость «Потому что в сорок пять — баба ягодка опять!». «Ягодка» оказалась весьма сытной; они заснули обнявшись, и наверняка так и спали бы до утра, если бы не ослепительно яркая мысль, разбудившая Сашу посреди ночи.

«Мог бы и раньше сообразить, — подумал Алхимик, закурив сигарету и прикрыв дверь на кухню, чтоб дым не шёл в комнату, где спала его любовница. — Это же элементарно, Ватсон! Обыкновенный каскад — принцип фотоумножителя! Раздробим одно гигантское зеркало на множество маленьких, последовательно фокусирующих поток энергии! Конечно, придётся повозиться с расчётами, чтобы результат был аналогичен эффективности одного зеркала, но сие разрешимо… Да, угол наклона зеркал и их взаимное расположение должно регулироваться для компенсации неизбежных погрешностей. И нет необходимости ставить зеркала в одну линию — пусть перекрывают друг друга, мы ведь имеем дело не с оптическим лучом! А многослойная конструкция — это же какой выигрыш в размерах! В эти ворота не то что два — двенадцать километров пролезет! А выглядеть это будет примерно так…».

Он поискал хоть какой-нибудь клочок бумаги и карандаш, не нашёл, чертыхнулся и выдвинул ящик кухонного стола в надежде найти что-то подходящее там, среди старых квитанций и чеков, бережно хранимых Зинаидой Матвеевной. Свет Алхимик не зажигал, и потому ненароком зацепил локтем стоявшую возле мойки пустую чашку. Подчиняясь закону всемирного тяготения, чашка хряпнулась на пол и по законам сопромата тут же раскололась на куски. Саша задумчиво воззрился на белые осколки, усеявшие линолеум. «Они похожи на маленькие вогнутые зеркала… Чашка — одно большое зеркало, а её обломки — это…».

Довести свои размышления до стадии логических умозаключений он не успел. Дверь приоткрылась, и темнота спросила голосом Регины:

— Ты чего не спишь?

В дверном проёме появилась её полуобнажённая фигура, смутно различимая в свете уличных фонарей, проникавшем в щель между оконными занавесками. «Русская амазонка» завернулась в простыню, но так — конечно же, чисто случайно! — что это импровизированное платье куда меньше прикрывало, чем оставляло открытым.

— Мне холодно одной, — сказала она с требовательной интонацией. — Ты что, решил совсем заморозить бедную девушку? Женщин надо греть, знаешь такое правило, нет? Идём, нечего тут стоять…

«Вот ведь змея-искусительница! — невольно восхитился Александр Николаевич, зацепив взглядом грудь и бедро Регины — этим частям её роскошного тела явно было тесно под небрежно накинутой простынёй. — Опыт — великое дело! Умело полураздетая женщина в интимном полумраке смотрится куда эротичнее, чем голая — это вам не кружевными трусами в автобусе хвастаться!».

Он вздохнул, аккуратно переступил через раскиданные по полу осколки фарфора и пошёл вслед за Региной в комнату, служившую ему в летний период и гостиной, и спальней.

— Сколько? Двести сорок штук? — Кулибин озадаченно поскрёб за ухом. — Эк ты замахнулся, Николаич… А материал какой?

Слесарь-механик Георгий Иванович, обслуживавший лабораторию молекулярного синтеза с незапамятных «дореволюционных» времён, именуемых ныне «расцветом застоя» или «застоем расцвета», полностью соответствовал своей фамилии. Маленький, крепенький, словно гриб-боровик, с цепкими глазками, замаскированными кустистыми дебрями седых бровей, он принадлежал к той породе рукастых народных умельцев, каковые издавна водились на Руси. Иногда его ещё называли «Левшой» за привычку повторять присказку из одноимённого мультфильма: «Мы люди бедные, мелкоскопа не имеем, так что так, на глазок прикидываем…», хотя для его исчерпывающей характеристики было более чем достаточно удачной фамилии.

Ходил он в старенькой спецовке, бережно сохраняемой и чистенькой, упорно не желая сменить её на новомодный комбинезон, в которых щеголяли другие институтские механики, и производил впечатление обстоятельности и надёжности. «Если Иваныч сказал: «Сделаю», значит, так оно и будет!» — эта аксиома в стенах НИИ прикладной химии никем и никогда не подвергалась сомнению. Он умел всё, в том числе и собрать установку для уникального эксперимента из абсолютно бесполезного на первый взгляд хлама — эти навыки развились у Кулибина ещё в те времена, когда всё и вся в стране под названием Советский Союз являлось предметом острейшего дефицита.