Олег Ёлшин - Тейа

А в это мгновение рядом, на небольшой глубине всего в миле отсюда, появляется подводная лодка. Она быстро скользит по дну бухты, потом останавливается. На ее радаре силуэт нашего корабля.

– Приготовить торпеды к атаке, – раздается команда в рубке. Снова лающий звук, и не выполнить приказ невозможно, а рука офицера тянется к кнопке запуска. Те из хранилища уже поступают в торпедные отсеки.

– К запуску готов, – отвечает он, и лоб становится мокрым.

– Навести торпеды, – снова этот резкий лающий звук над ухом. Его пальцы на клавиатуре выстукивают координаты цели.

– Цель захвачена, – четко по-военному рапортует он.

– Огонь! – слышит он последнюю команду капитана, на часах 10.00 и палец зависает над клавишей. Он смотрит на кнопку, и взгляд гипнотизирует ее. Он знает, что сейчас произойдет. Это не простая атака, это война. Настоящая, может быть, последняя, а рука его на кнопке, и сейчас именно он сделает это простое движение. Все мгновенно промелькнуло в голове, посмотрел на часы – ровно 10.00. Время замерло, стрелка часов остановилась, теперь оно не торопило, это неумолимое время ждало его движения, простого нажатия клавиши, и тогда…

– Стоп! Отбой! – внезапно слышит он голос командира.

На радаре с разных сторон появляются три светящиеся точки. Это военные корабли – три подводные лодки противника, которые выстраиваются в одну линию, и яркие прожектора ослепляют нашу лодку под водой. В свете прожекторов она, как на ладони. Боевые корабли замерли друг напротив друга. Яркими точками, зависая на экранах радаров, черными акулами, лежа на дне бухты готовясь к прыжку. И снова офицер слышит команды, но уже в соседнем отсеке:

– Отбой, задний ход, полный назад, – но его это уже не касается! Он нервно отдергивает руку, вытирая крупные капли пота со лба. А на часах 10.00, но вот стрелка часов сорвалась и уже весело помчалась по бесконечному кругу, а время устремилось вдогонку за ней. Подводная лодка отошла от берега и растворилась в мутной синеве океана.

А на военном корабле офицер, наконец, отвернулся, и можно снова взглянуть на берег. Матрос украдкой косится взглядом, ища пирс. Чего стоили ему эти секунды неведения! Что он пережил за такое короткое мгновение! Но, видит жену – она машет ему, а в другой руке крепко держит завернутое в белоснежную ткань крошечное существо, малыша, его сына! Матрос счастлив! Он с облегчением смахивает со лба капельки пота и кивает ей на прощанье. Оглядывается на город, на набережную, где ездят машины, прогуливаются люди, а дальше только высокие зеленые склоны, освещаемые ярким солнечным светом, и озеро на вершинах горы под облаками и голубым небом. И снова щетка в его руках драит палубу. Слава Богу – ничего не произошло! А часы показывают 10.00…

Доктор Вудли решил и эту проблему – корабль благополучно покинул бухту и отправился в рейс, конфликт был исчерпан, не начавшись, а тем, кому хотелось погреть руки на этой войне, пришлось свои планы изменить.

Все происходило три недели назад. А теперь они с Вудли сидели за столиком и пили виски, поглядывая по сторонам. Это кафе было для Генри небольшим кабинетом, куда он любил приходить и где ему не мешали редкие посетители. Он смотрел на море, на спокойные волны, принимая решения. Вот и сейчас следил за тем, как диковинные птицы близко подходят к столику, находя кусочки хлеба, брошенные им, за Вудли, который сидит напротив. Сюда же приходили граждане его маленького острова, общались с ним, сплетничали. Этих людей, как правило, не интересовали глобальные проблемы, они вели праздный образ жизни, волновали их исключительно светские дела – кто во что одет, как выглядит, кто что сказал и кто приедет на ближайший уик-энд. Некоторые рассказывали анекдоты, и Генри с удовольствием с ними беседовал. Все они были людьми достойными, талантливыми и, безусловно, заслуживающими внимания. Но пару недель назад к его столику присел Леонид.

Генри почему-то вспомнил об этом визите. Зачем вспомнил, не понимал, но перед глазами стоял этот угловатый неуклюжий русский, который тогда скромно появился на веранде кафе, не решаясь подойти. Этот русский совсем не походил на прочих на его острове – замечательный малый, который создал гениальную установку, но теперь оказался не у дел. Его детище работало, Вилли теперь справлялся с ней сам. И сейчас, когда голова была занята проклятой войной, он зачем-то вспомнил этого человека. А голова шла кругом. От осознания неизбежности, когда все сводилось к одному проклятому дню и часу, он впервые почувствовал себя неуверенно, почувствовал человеком, который был не в состоянии принять правильное решение. А тут этот физик, который, как, впрочем, и остальные на острове, не в силах был ему помочь.