Олег Ёлшин - Тейа

– На каждого рядового по офицеру, – подумал Вудли, – интересно, кому воевать, первым или вторым?

Солдаты были совсем еще молодые, многие только начинали пробовать бритву на юношеской щетине. Офицеры были крупными, дородными с большими животами и большим количеством звезд на погонах. Вот только отсутствовали боевые награды на их кителях. Да и откуда возьмутся награды, когда эта страна последние десятилетия и не слышала такого слова – война. Тогда откуда звезды и звания? – думал Вудли. – Плохи твои дела, господин президент, – армии у тебя нет…

– Воины-освободители, я сам завтра сяду в танк и буду с вами, и да поможет вам Бог! – закончил Бобби речь-тост.

Потом все собрались небольшим составом в штабной палатке. Здесь находились только высшие чины. Бобби обратился к главному из них:

– Все понятно? Выступаем завтра в 6.00. Какой план боевых действий?

Начальник штаба армии почесал затылок и покосился на стол, накрытый к прибытию дорогого гостя. Он молчал, взглядом и жестом приглашая к столу. И тут Вудли начал душить приступ смеха. Он ничего не мог с собой поделать, а военные уже косо посматривали на него. Президент с удивлением обернулся, но снова обратился к штабу:

– Я вас спрашиваю – все понятно?

Неожиданно из заднего ряда вышел молодой штабист и обратился к президенту. Он был смущен и поправлял запотевшие очки на своем носу:

– Господин президент, никто ничего не понял.

– Что? – заорал Бобби.

– Господин президент, они не знают английского…

Тут Вудли, уже не в силах сдерживать смех, выскочил из палатки. Бобби, видимо, от волнения или от излишнего возлияния вина при встрече, перепутал языки. Он изъяснялся на английском! На прекрасном английском, но речь его канула в вечность, а армия так ничего и не поняла.

– Идиоты! – неслось из палатки знакомое интернациональное слово. – Кретины!..

Наконец Бобби в запале выскочил на улицу и бросился к нему:

– Где твои ребята? Вудли, дорогой, где твои орлы? Ты должен мне помочь!

Он долго приходил в себя, наконец, его маленькая армия снова собралась в армейской палатке. Вудли включил аппарат перевода и надел наушники.

– Вы разработали план операции? – спросил Бобби начальника штаба.

– Да, господин президент.

– У вас все готово для завтрашнего выступления?

– Да…, то есть, нет, господин президент.

– Что?

– Не готовы солдаты. Они все нового набора, им не хватает опыта.

– Вы проводили учения на базе наших союзников? С вами занимались инструкторы?

– Да, господин президент… Но, этого недостаточно…

– Недостаточно? Техника готова? Я купил вам тонны оружия у наших друзей. Стрелять умеете?

– Да, господин президент…

– Значит так. Утром раздадите стимуляторы вашим бойцам, так сказать, для поднятия боевого духа…

– Не понял. Что?

– Героин, вот что – и в бой! Верховный главнокомандующий, то есть я, отдаст приказ ровно в 6.00 утра и вперед!

Тут вышел пожилой генерал. Он прямо обратился к президенту, без страха глядя ему в глаза:

– Господин президент… Мой батальон границы не перейдет…

– Почему? – взревел президент.

– Наши родственники живут за той рекой, братья, сёстры, наши матери в том поселке, мы не будем в них стрелять!

– Предатель! – взвизгнул Бобби. – Расстрелять! – и повернулся к начальнику штаба.

– Арестовать и расстрелять, чтобы другим неповадно было!

Начальник штаба снова почесал затылок, грустно посмотрев на стол, – мухи безнаказанно садились на еду, с такой любовью и заботой приготовленную к приезду дорогих гостей. Видимо, прием сорвался.

– Арестовать – арестуем, а расстрелять не можем.

– Почему?

– По уставу не положено. Расстрел допустим только в военное время.

– Болван, военное время уже наступило!

– Только завтра в 6.00.

Президент осмотрел штаб, поправил галстук и уже спокойным голосом на родном языке с акцентом произнес:

– Завтра в 6.00 вы получите мой приказ, и с Богом. Родина ждет ваш подвиг.

– Слушаюсь, господин генералиссимус… простите… верховный главнокомандующий, – произнес начальник штаба и вытянулся по струнке, отдавая честь. Встреча была окончена, а эти двое вернулись в вертолет.

Они снова поднялись в воздух, и Вудли посмотрел на Бобби. Сначала тот был взбешен, он еще не отошел от убожества своих армейских начальников. Потом, вспомнив что-то, озорно оглянулся в сторону границы и захохотал. Он смеялся долго и без остановки, вспоминая свою оплошность. Смеялся, как нашкодивший ученик, забывший урок, но вышедший из положения. Хохотал над ними, над собой, над этой страной и искренне получал удовольствие. Он играл в президента, шел по краю и получал ни с чем несравнимое наслаждение. А теперь гомерически хохотал, используя каждое мгновение полета в своей должности, которая дается лишь единицам на этой планете. А он и был тем избранным счастливцем, потому напоследок ликовал…