Клиффорд Саймак - Час оборотня (сборник)

Шагал Степанюк (был он кряжистым здоровяком) неуклюже, как казалось со стороны. Но Антон едва успевал за ним.

— Ну, берем машину? Или я вызову одноместную?

Вместо ответа Сухов остановился у ближайшего пульта магистрального селектора и нажал зеленую клавишу.

— …и одарять кого-то счастьем… — напевал Степанюк.

Машина остановилась возле них минуты через три. Открылась дверца голубого геликомобиля. Митрофан пропустил Антона:

— Садись, тебе дальше ехать, а я в центре сойду.

— Торопитесь? — спросила машина.

— Нет, но и терять время… Прекрасный день сегодня выдался, не правда ли?

— Для меня все дни одинаковы, — ответил геликомобиль. — Плохо только, когда пассажиров нет. Куда едем?

Они назвали адреса, и машина тронулась с места.

— Мы с тобой завтра не вместе работаем?

— Мог бы не напоминать про завтра, — раздраженно, но с улыбкой сказал Степанюк. — Завтра у меня Гирзанич оперирует…

Антон Сухов заговорил про операции и сам удивился, что думает о них.

За окнами машины пролетали дома, деревья, фигуры прохожих… Женщину с ребенком Антон заметил издалека. Почему-то припомнились ему маленький Витасик и Вероника… Как они все тогда были счастливы! Радовались каждому пустяку, как дети. Но почему, как все улетучилось? Исчезло сразу. Случались и раньше размолвки с Вероникой, даже ссоры, но Антон ни на мгновение не сомневался, что все это даже не временные осложнения, а просто смешные недоразумения. Прежде он не представлял себе жизни без Вероники. И в ее глазах тоже видел отражение настоящей любви. Теперь же начал думать, что все это ему когда-то лишь казалось. Но ведь ничто не исчезает бесследно. Какой-то шутник утверждал: если в душе поселилась ненависть, значит, были когда-то и зерна любви. Но сейчас даже ненависти в душе не чувствовал Антон. Ему самому казалось, что душа с какого-то времени опустела, в ней ничто не задерживалось, все проваливалось, как в старое ведро без дна…

— Остановимся… — неожиданно для самого себя приказал Сухов геликомобилю. — Подвезем эту женщину… Место в салоне есть…

Степанюк недовольно пробурчал:

— Она никуда не собирается ехать. Я тебя понимаю, красивая женщина, но напрасно ты рыцарствуешь. Она просто гуляет с ребенком.

— Ты видишь, поблизости нет пульта магистрального селектора. А у нее ребенок…

Сухов обратил внимание на то, как неуверенно женщина держала ребенка на руках. Что-то необычное чувствовалось в ее фигуре. Стройная, белокурая, в легком зеленоватом плаще, сама словно из цветного воздуха сотканная, женщина была спокойна, но в то же время ощущались ее напряжение, волнение.

Машина остановилась метрах в десяти от нее. Сухов выглянул из салона и крикнул:

— Вас подвезти?

Женщина стояла неподвижно, будто не слышала. Потом медленно обернулась, вопросительно посмотрела на Сухова, как-то настороженно и боязливо, но сразу ответила громко:

— Да, безусловно. Большое спасибо, — приветливо улыбнулась (именно приветливо, но не благодарно, отметил мысленно Антон) и уверенно направилась к машине.

Ребенок почему-то вдруг расплакался. Голос у него оказался неприятный, дребезжащий. Сухов подвинулся, и женщина села рядом.

— Тихо, Серафимчик! Тихо. Замолчи!

Пола ее плаща легла на колено Антона, а длинный золотистый локон, упав на плечо, щекотал щеку.

Геликомобиль тронулся и набрал скорость.

— Куда вам ехать? — спросила машина.

Женщина окинула взглядом все вокруг, странно улыбнулась:

— Мне с вами по пути, — сказала уверенно, будто знала, куда едут Антон с Митрофаном. — Ну-ну, тихо, Серафимчик! Что это с тобой?!

А мальчишка никак не унимался. Сквозь плач он старался что-то говорить, но невозможно было понять ни слова. Он вытирал кулачком слезы. Сам полненький, розовощекий, в голубом комбинезончике.

— Так куда вам ехать? — снова спросил геликомобиль.

— Я скажу, где остановиться, — уклончиво ответила женщина.

А малец на руках у нее орал — в ушах звенело. Антон и Митрофан иронически переглянулись.

— Ах, звезды-звезды, вечно вам сиять…

— Как тебя звать, мальчик? — спросил Сухов, перекрывая капризный рев малыша. — Ты умеешь уже говорить? — И он взглянул на маму.

Красивая. Антон даже глаза отвел.

— Меня зовут Серафимом, — совсем спокойно произнес мальчик. — Вы же слышали, как меня называла мама, а спрашиваете… — И заревел с новой силой.

— Сколько ему?

— Два, — как-то неуверенно ответила женщина.

— Такой симпатичный мальчик, а капризный… Ах ты, капризуля… Антон взял мальчика за ушко и слегка подергал, имитируя умиление, хотя Серафим и его противный голос раздражали его. — Я таких привередливых всегда забираю с собой. Видишь, какой у меня большой портфель? Я специально ношу такой, чтобы забирать с собой таких капризных. Слышишь, Серафимчик?