Грег Иган - Лестница Шильда, роман

Она заставила себя отвлечься от этих мыслей, втайне оставшись рада, что они ее преследуют. Сейчас, когда существуют легкодоступные средства мгновенно придать себе любую мыслимую форму, единственный путь сохранять самоидентичность — это воздвижение собственных границ и препонов. Собственно, стоит тебе потерять охоту мучить себя вопросами, а правильно ли они прочерчены и в нужном ли месте вознесены, как ты тут же сведешь себя к эквиваленту старого Человека Разумного, у которого вообще не было никакого выбора и разнообразия.

На небольшом расстоянии от выхода из норы стояла, сложив руки на груди и слегка улыбаясь, мраморная статуя, представлявшая Райнци. Касс жестом поприветствовала посланника, и статуя ожила: белый мрамор на глазах обрел текстуру и оттенок человеческой кожи. Райнци, между прочим, уже несколько поколений не общался ни с кем, обладавшим не то что живой кожей, а даже ее симуляцией. Впрочем, Касс не была сведуща в локальных коммуникационных протоколах Мимозанской Станции, а потому предпочла обходиться визуальным диалектом, который применялся на Земле.

— Мы оповестим вас о нашем решении в девять часов, как и обещали, — сказал посланник, — но надеемся, что вас не слишком отягчит маленькое предварительное совещание. Дело в том, что среди нас есть те, кто не уверен в полноте достигнутых результатов и настаивает, что остались еще не до конца проясненные проблемы. Начало встречи в половине восьмого.

Посланник вежливо склонил голову и снова застыл, не дожидаясь ответа.

Касс постаралась не придать слишком большого значения неожиданным переменам графика. Неприятно, конечно, что ее временные хозяева не смогли прийти к окончательному решению, но, с другой стороны, они же не собираются мучить ее неизвестностью дольше ожидаемого. Да, она уже изложила им во всех подробностях каждый этап и аспект эксперимента, которым были заняты ее мысли почти три десятилетия, а теперь они с бухты-барахты возжелали услышать от нее нечто новое и существенное, дав ей всего двадцать минут на подготовку. Ну и что? Нет повода тревожиться. Какие бы изъяны ни отыскались в предоставленном ею анализе, у нее будет шанс их исправить.

Все же ее уверенность была заметно поколеблена, и она никак не могла отрешиться от мыслей о вероятном провале. Проведя здесь месяц, она не испытала еще ни одиночества, ни тоски по дому, решив, что уплатит эту цену по возвращении. Даже для неторопливых Воплощенных семьсот сорок лет — значительный промежуток… Ее друзья, оставшиеся на Земле, переживут за это время столько перемен, что у нее уйдет тысяча лет на преодоление отставания и отчуждения. Тысяча — это еще в лучшем случае.

Она верила, что сумеет это преодолеть, изжить потери… но лишь постольку, поскольку у нее было что им противопоставить. Она была Одиночкой. Это означало, что все решения она принимает сама и только сама. И знает им цену. Но, как только поймешь, что у такой ситуации есть и труднодостижимые иначе преимущества, так сразу и почувствуешь гордость за любой свой выбор, кроме откровенно идиотского, вместо того, чтобы восставать против нее.

А что, если мимозанцы отвергнут ее предложение? Спору нет, перенестись через сотни световых лет, воплотиться в теле насекомого, способного обитать даже в вакууме, оторваться от всего, что было родным и близким в ее мире, в надежде, что это поможет быстрей всего проверить оселком практики ее революционные идеи — поступок бесстрашный и романтический. Ну и что? Как долго она сможет черпать утешение в простом осознании его смелости, понимая, что все надежды рухнули?

Она свернулась в клубочек и попыталась расплакаться. Ей это было нелегко. Слез она пролить не могла, а рыдания, отражаясь от затянутого мембранами ротового отверстия, превращались в подобие комариного писка. Но рудиментарные легкие работали, двигались, подрагивали, и это даровало ей некоторое облегчение. Она не полностью стерла воспоминания о земном теле из разума, слишком уж прочно врезались способы выражения эмоций даже в нынешнюю его форму. Это было как ощущать фантомную боль в ампутированной конечности — не так убедительно, как симуляция, но вместе с тем достаточно правдоподобно, чтобы почувствовать… разницу.

Наплакавшись, Касс распрямила конечности и поплыла над лугами дальше, как семя одуванчика, такая же тихая и светло-прозрачная, как и всегда после прибытия.

Она знала то, что тогда, раньше, узнала о Квантовой теории графов. Какие бы откровения она ни была способна извлечь из этого ошеломляюще сложного массива информации, она это уже сделала. Давно. Но если мимозанцы отыскали вопрос, на который у нее нет ответа, выскажут сомнение, какое она не в состоянии будет развеять, это значит, что у нее появился шанс научиться чему-то новому.