Роджер Желязны: Мой пристрастный взгляд на особенности научной фантастики

А в чем же особенность этих идей? Упрямо талдычат о том, что первым научно-фантастическим романом был "Франкенштейн", Для простоты в дискуссии на общую тему всегда приходится идти на упрощения - скажу так: в рамках научной фантастики есть некая линия напряжения - условно говоря, извечный конфликт между Франкенштейном и Пигмалионом. Начат острый и, быть может, бесконечный спор о том, что таит в себе созданное руками человека, - его гибель или же благо на вечные времена, В те дни, когда я только начинал читать научную фантастику, чисто статистически Пигмалион - то есть оптимизм - держал верх. В тех историях, что я заглатывал, "страсть к чудесному" удовлетворялась сполна и не омрачалась никакими примесями опасений, что уже в ближайшем будущем вылезут страшные побочные эффекты новых технических достижений. Дама, написавшая "Франкенштейна", была прозорливей и угадала, что триумфальное завоевание новых областей неизведанного, как говорится, чревато. В последнее время настороженность вернулась, и тень монстра, созданного Франкенштейном, легла на очень многие наши творения. Однако эти страхи, будучи сами источником вдохновения, не могут повредить самому жанру научной фантастики. Мне, именно как писателю, а не прогнозисту будущего или моралисту, кажется отрадным это вторжение скептицизма, даже некоторое засилие пессимизма. Хотя бы потому, что это - некоторая встряска для жанра, порыв к систематическому пересмотру всех ценностей внутри научной фантастики и, возможно, ревизии или коррекции взаимоотношений между человеком и машиной. По крайней мере, конец застою.

Отличительная черта научной фантастики, благодаря которой она и может достучаться до сердец читателей, - это воображение, утроенное или удесятеренное против того, что нужно при создании обычной книги. Особость научно-фантастического произведения уже в том, что, сверх привычных требований написать связную и занимательную историю, писатель должен более или менее подробно обрисовать время и место действия, совершенно незнакомые читателю. При этом, дабы не ослабить художественный эффект, он не имеет права замедлять действие или снижать напряжение сюжета. Все эти сведения он обязан донести до читатели Между делом, по ходу повествования. Со временем это привело к накоплению многочисленных удобных клише (я бы предпочел слово "условности", но в применении к научной фантастике оно как-то не срабатывает). Наличие этих клише избавляет писателя от лишних хлопот. Нет нужды всякий раз растолковывать, что такое путешествие быстрее скорости света, телепатия, мгновенный перенос вещества из одной точки Вселенной; в другую, дающие бессмертие таблетки, устройства синхронного перевода и многие другие некогда экзотические вещи. Достаточно одного упоминания. Использование совокупности повторяющихся искусственных понятий не имеет аналога в других жанрах литературы. Некое подобие - устойчивая система образов в творчестве отдельных поэтов, которые создают что-то вроде собственного замкнутого мифологического мирка. Но, согласитесь, это весьма отдаленное подобие. Если картонность создаваемого фантастами мира не замечают и сработанная писателем иллюзия увлекает, то лишь потому, что все наше внимание поглощено действиями этого разумного зверя, человека, ввергнутого в условный мир, но страдающего взаправду. По сути, нет ничего, что не могло бы стать предметом научной фантастики. А принимая клише, мы просто выпрыгиваем в новое пространство из мира зауряд-фантазий, свойственной доэнэфовской литературе. Создание абсолютно нового иллюзорного мира требует много большей искусности. Но мы изощряемся не напрасно. Усилия окупаются сторицей.

Есть и куда более очевидные черты, обособляющие .научную фантастику от современной реалистической литературы. Но существуй некая общая, глобальная иерархия литературы, куда бы на этой схеме мы поместили нашу научную фантастику? К классификации такого великого мастера раскладывать по полочкам, как Аристотель, я отношусь с недоверием по причине, которая имеет прямое отношение к теме нашего разговора. Древнегреческое восприятие времени резко отличалось от нашего. Они рассматривали историю как нечто застывшее, лишенное внутреннего диалектического развития: не изменяющееся по сути человечество борется с неизменно враждебной и неизбежной судьбой, О медленных процессах органической эволюции тогда и понятия не имели, и моделью мира был небосвод с его вечными звездами, ходящими по неизменному кругу. Позже оказалось, что и с вечными звездами не все так просто, Для~ того чтобы история перестала казаться движением по кругу, чередой повторов, чтобы впервые в истории человечества возникло понимание диалектики исторического процесса, понадобилось то же, что и для появления научной фантастики, - рационализм восемнадцатого века и успехи науки века следующего.