Виктор Форчунатов - Виртуальная революция

– Это даже хорошо, что две пересадки, да и остановки в местах пересадок не самые длительные. Так, что процесс запутывания следов успешно начинается, – подумал, горько усмехнувшись, Ильин.

Он в какой-то научно-популярной книжке по психологии читал, что, если человек хочет отвлечься от преследующих его мыслей, то ему следует переключить свое внимание на вещи, на предметы и, в целом, на окружающую его обстановку, вспомнить какие-нибудь, в том числе забавные, случаи из личного опыта или литературы. За время полета в Цинциннати, Ильин узнал, что этот небольшой старинный город стоит на реке Огайо на границе трех штатов Огайо, Кентукки и Индиана. Жители города очень гордятся чистотой воды в реке и фонтанной площадью, на которой еле помещается фонтан под названием «Гений воды». Символ города – свинья, которую широко разводят местные жители. Существует предание, что использование жира хрюшек при производстве мыла и свечей, явилось первым толчком при создании известной компании «Проктэр и Гэмбл», центральный офис которой расположен тут же. И многое другое. При этом, улицы города, расположенные вдоль реки – перенумерованы, а перпендикулярные руслу реки – названы по наименованиям деревьев: Дубовая, Платановая и т. д. Ильин знал, что это довольно распространенная практика в Америке называть улицы, проспекты, бульвары и прочее номерами, буквами алфавита, наименованиями представителей флоры и фауны, например, Лантана, Баньян или Фазан. Во Флориде, например, по наблюдениям Ильина наиболее часто в названиях улиц, кондоминиумов или комюнити встречается слово «озеро». Однако, очень редко улицы называются именами видных или выдающихся в разное время людей. Ильин не ведал, кто подсказал это американцам, или они сами додумались до того, что в разные времена тот, или иной период своей истории люди могут оценивать по-разному, соответственно по-разному они относятся к вкладу в историю того, или иного деятеля. Значит, если не называть улицы его именем, то в дальнейшем не возникнет соблазна переименовать их на имя другого деятеля. Во-первых, это – бесперспективно, поскольку времена изменятся, и все может обернуться подобным же образом. Во-вторых, Ильин был убежден, что любое переименование улиц является ничем иным, как унижением наших предков, актом недоверия к их выбору, и, значит, унижением самих себя. Ведь наши предки жили непосредственно в ту эпоху и сделали свой выбор. Делайте вы – свой, но, пожалуйста, если можно так сказать, на другой поляне…

По пути в Нью-Йорк, Ильину не захотелось, выполняя советы психологов, выискивать информацию о Нью-Йорке – он и так слишком хорошо знал этот город. Поэтому, дабы укротить душившую его депрессию, он предпочел покопаться в своей памяти. Он остановился на первом их с женой и пуделем прилете во Флориду. Тогда они летели с одной пересадкой в городе Атланта, штат Джорджия. Вещей у них было много, а времени, отведенного на собственно пересадку – минут сорок пять – пятьдесят. Невозможно без улыбки вспоминать, как они, пройдя таможенный и паспортный контроль, в спешке сдают свои вещи в багажное отделение для транзитных пассажиров и со специальной сумкой-переноской с пуделем на перевес бегут по длинным коридорам аэропорта. По ходу они пытались определить, на какой станции подземки, соединяющей терминалы, необходимо выйти, чтобы попасть на посадку в свой самолет. Вскоре они обнаруживают, что бегут не одни, с другими пассажирами московского рейса, делающими ту же пересадку. И так, они общими усилиями достигают искомого терминала. Но тут их ждет сюрприз: до момента вылета их самолета по расписанию остается минут двадцать пять, а вокруг никакого особого движения не наблюдается. Ожидающие вылета пассажиры спокойно сидят в креслах, и каждый занимается своим делом: кто читает, кто негромко беседует друг с другом, а кто-то жует свою булку. Несколькими минутами позже Ильин начал волноваться, а правильную ли секцию они нашли? Не опоздали ли? И почему до сих пор не объявлена посадка? Он решил, что пора подойти к стойке и все разузнать. Он взял билеты и паспорта и решительно направился к стойке, за которой что-то старательно набивала на клавиатуре компьютера симпатичная полноватая афро-американка. Видимо, при подходе к стойке, Ильин «растряс» и потерял вопросы, с таким трудом составленные на английском языке, поскольку, подойдя к стойке, он только и сумел сказать по-английски: «Вот мои билеты». Служащая внимательно просмотрела билеты и что-то сказала Ильину. Он ничего не понял. Переспрашивать или дальше стоять у стойки показалось неудобным, и он отошел. Прошло еще минут пять. По-прежнему ничто не менялось вокруг. Ильин набрался решимости снова подойти к стойке. И вновь все заготовленные вопросы куда-то запропастились. Он повторно показал женщине билеты и снова сказал: «Вот мои билеты». На этот раз служащая бегло взглянула на билеты, ответила ему: «У вас нормальные билеты» и мило улыбнулась во все свои очаровательно-белые зубы. Этот ответ Ильин понял, но он его по существу не удовлетворил. Минут через пять ситуация в точности повторилась, только ответ служащей звучал несколько иначе: «У вас прекрасные билеты», что показалось Ильину еще более обидным. Он и без нее знал, что у него нормальные и, очень может быть, прекрасные билеты. Узнать-то он хотел совсем другое. Сложилась совершенно патовая ситуация: любой другой ответ красавицы Ильин не понимал, а тот, что понимал, его не устраивал. Вот когда понимаешь, что в свое время нужно было лучше учить иностранный язык и в школе, и в институте. У Ильиных началась тихая паника – до вылета по расписанию осталось около пяти минут. Тогда они внимательно осмотрелись и нашли на стене небольшое табло, на котором прочли информацию о задержке рейса на сорок минут. С чтением по-английски у Ильиных дело было получше, чем с разговорным. Через несколько минут была объявлена посадка, и все пошло своим чередом.