Виталий Сертаков - Баронесса Изнанки

Где-то в недрах озерной страны неторопливо ворочалось чудовище. Пока еще я не мог определить его размеры и намерения. Кажется, оно спало, но что-то тревожило его сон. Ко мне спускались друзья. Наверху страдал от болей в спине дядя Эвальд. Марию посетил очередной приступ черной меланхолии. Она рассматривала свою усыхающую руку и планировала самоубийство. Безмозглые насекомые ползали у меня под ногами и искали, чего бы пожрать. Где-то впереди, за россыпью валунов, стонал обер-егерь Брудо. Я все это зафиксировал, как фотокамера, но только для того, чтобы в следующее мгновение сделать очередное открытие. Я больше не воспринимал мир как статичный пейзаж в замкнутом, сверкоротком промежутке времени. Мир поделился на миллиарды фрагментов, и каждый из них существовал в собственном промежутке. Если бы я захотел, смог бы заглянуть во Вчера и в мгновение, правившее в пещере миллион лет назад.

Мне стоило больших усилий вернуться в реальность, то есть сознательно притупить подсознание, растереть, как окурок в пыли, все чудесные дары, которые я только что получил, и снова окунуться в заразную, вонючую тьму. Приходилось выбирать. Что-то одно — либо спасать нашего славного обер-егеря, спасать грубыми, неловкими руками, либо удалиться в страну мечты. Я вытащил фляжку, полил на лицо, растер щеки ладонями. Стало полегче, и очень грустно стало.

Я не полез туда, где плавали невидимые, страшно опасные островки быстрого времени. За утесом балкончик, вырубленный в скале, внезапно расширился, скалы раздались в стороны. За краем балюстрады, на высоте в сорок футов, там, где начинался отрицательный уклон к потолку пещеры, отчетливо виднелась статуя кабана, а за ней — еще одна. Еще там были каменные ступени, сиденья амфитеатром и черные норы проходов, уводящих куда-то вверх. Снизу я не мог разглядеть всего, видел только ряд статуй, окружавших площадь, и каменные сиденья, вырубленные в скале. Если «Мистерия Червя» означала какой-то ритуал, то проходил он именно там, на полукруглой площадке, размером с пару баскетбольных полей! Очевидно, что зрители, рассевшиеся по скамьям амфитеатра, могли без проблем с высоты любоваться трапезой червя. Очевидно, в те славные деньки у них имелись лампы или костры на воде, а может быть, на балконе играл оркестр, подманивая дьявольских тварей. Арена для представлений располагалась на отвесном утесе, нависающем над пляжем. Наверняка, раньше с пляжа наверх было не взобраться, но время и тектонические процессы сделали свое дело. Часть утеса откололась, обрушилась в озеро вместе с балконом, образовался достаточно гладкий и пологий скат, посредине которого копытцами вверх валялась перевернутая статуя еще одного кабана.

Под ногами шевельнулся гравий, из туманной дали донесся плеск, как будто приближалась крупная рыба. Времени оставалось не так много. Я очень надеялся, что наверху, на покосившейся арене, найдутся серебряные зеркала, и что раненый или наглотавшийся газа Брудо ждет меня где-то там, а не на дне озера. До балкона было достаточно далеко, чтобы почуять человека, но Брудо вполне мог свалиться именно туда. Мне очень не хотелось думать, что славного обер-егеря зеркала зашвырнули на остров, сложенный из костей мертвецов. Если с Брудо что-то случилось, если он ударился или сломал ногу.

Одним словом, я готов был ползти еще три часа по вертикальным тоннелям, но через зловонную антрацитовую бездну я бы не поплыл.

Ни за что на свете. И не из-за человеческих останков. Где-то далеко, на глубине, снова плеснула рыба. А может быть, совсем и не рыба. Боль Брудо отозвалась в ноге и левом боку. Анка ждала меня и очень за меня боялась.

— Бернар! Борька!

Некоторое время я раздумывал, ждать дядю Саню или идти на разведку одному. Меня удивила еще одна новость — по следу русского кровника спускался младший егерь Гвидо. Не то чтобы я не верил в смелость отрядных, но его поступок меня растрогал. Я полез в трубу, потому что чувствовал себя виноватым, а Гвидо мог спокойно отсидеться наверху.

— Тихо, я здесь, спускайтесь, — я вернулся к жерлу трубы, поднял фонарь и посветил на перекладины, торчащие из скалы. Беззвучно ругаясь, кровник перебрался через отравленные колья.

— Там Гвидо, — сказал он.

— Я знаю.

— Решетки подпилены.

— Я заметил. Как думаете, кто это мог?

— Я думаю, что ты всем нам здорово осложнил жизнь! — Русский кровник напряженно втягивал в себя воздух. Его грива распушилась, как у льва. — Не хочу даже думать, ради кого спилили решетки.