– Как ты себя чувствуешь? – спросила дочь.
– Физически? Взгляни на приборы и скажи, жив я или нет.
– Сердцебиение в норме. Другие показатели тоже отличные – для человека твоего роста.
– Не похоже, чтобы я что-то ел, – заметил отец. – Но все остальное оборудование на своих местах. Я нормально испражнялся?
– Кал и моча в полном порядке. Местные черви воротили от них нос, но растения счастливы, – по крайней мере, ни одно пока не погибло.
– Значит, моя жизнь имеет смысл.
Он снова заснул, а когда проснулся в следующий раз, стояли сумерки и трое детей собрались вокруг него.
– Отец, – проговорил Эндер, – я должен тебе кое-что сказать. Плохое и хорошее. В основном хорошее.
– Тогда говори, – разрешил Боб. – Не хочу умереть во время преамбулы. Переходи сразу к сути.
– Тогда вот она: жукеры нечаянно научили меня, как излечить нашу болезнь. Мы можем запустить нормальные человеческие параметры роста и его завершения, не отключая ключ Антона.
– Как?
– Когда мы увидели, как погибают отрезанные от королевы жукеры-рабочие, я подумал – они не любят ее, их сердца вовсе не разбиты. На самом деле они должны воспринимать ее смерть как освобождение, но тем не менее они умирают. У меня возникло подозрение, что королевы каким-то образом изменили геном рабочих, так же как они изменили крыбов. Но я ошибался. Геном жукеров в высохших коконах ничем, по сути, не отличается от генома трутней и самой королевы. Разница вовсе не в геноме.
– Тогда в чем? Не заставляй меня гадать.
– Дело в органеллах, вроде наших митохондрий. Королевы могут вырабатывать бактериальный бульон в особых железах, которые у рабочих и трутней носят лишь рудиментарный характер. Потом они заражают этими бактериями яйца рабочих, и бактерии поселяются в каждой клетке их тела. Эти органеллы отвечают за мысленную связь между королевой и рабочими. Они ощущают ее присутствие, а когда она исчезает, они одновременно прекращают метаболизм во всех клетках.
– Органеллы как полиция мысли, – горько проговорила Карлотта. – Вот ведь сволочи.
– Тираны, – поправил Боб. – Они постоянно тревожились, что их дочери могут взбунтоваться. Органеллы придавали им душевное спокойствие, позволяли иметь намного больше дочерей, чем они могли бы непосредственно подчинить себе силой мысли.
– Да, – кивнул Эндер. – Трутни – результат естественной адаптации. Они способны расширять пределы мысленной досягаемости королевы. Но даже если с ней связаны двадцать самцов, она может одновременно контролировать самое большее несколько сотен рабочих. Некоторые в любом случае могли от нее ускользнуть. И некая королева изобрела порабощающую органеллу. А может, множество королев пробовали разные варианты и делились результатами, пока не остановились на одном.
– Но самцам они его так и не дали, – вставил Боб.
– Им это было ни к чему. Самцы постоянно находились в команде королевы, что бы ни случилось. Они обожали ее, льнули к ней, постоянно знали о каждой ее мысли…
– О каждой мысли, которую она считала нужным им сообщить, – снова поправил отец.
Эндер кивнул:
– Каждая королева вырабатывает в себе эту органеллу и вводит ее в яйца рабочих. Самцы же остаются такими, какими их создала эволюция. Но все рабочие подвергаются этой операции поголовно, и королевы прекрасно отдают себе отчет в том, что делают.
– Создают полностью покорных рабов, – вставил Цинциннат. – И превосходных солдат. Они сражаются и умирают по ее приказу. С теми, кто пытается возражать, она прерывает связь, и они все равно умирают. Не жизнь, а сплошное отчаяние. Возможно, когда королева всерьез уделяет им внимание, они любят ее так же, как и самцы. Но потом ее внимание переключается на что-то другое. Связь, однако, сохраняется – иначе они просто погибнут, – и они не смеют даже помыслить о том, как ее ненавидят. Но они ведь действительно ее ненавидят?
– Кто-то больше, кто-то меньше, – ответил Боб. – Это страшная тайна королев ульев. Но, Эндер, как все это может помочь решить проблему антонинов?
– Бобитов, – поправил Цинциннат.
Бобу понравилось, что они предпочитают использовать эту форму его имени.
– Органеллы. Мы пытались работать непосредственно с геномами живых индивидуумов. Волеску создал наше отклонение от нормы, когда мы были эмбрионами, всего лишь горсткой клеток. Но – живые организмы из миллионов клеток? Попытки менять геном на лету предпринимались не раз и порой даже удавались – в случае крайне простых изменений.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу