Видимо, догадалась, что шутки кончены...
Я сбиваюсь с мысли. Сейчас я пишу, а ребята ушли на разведку вокруг озера. Тема похода муссировалась в течение последних суток почти непрерывно. Почему-то считалось, что справа за озером, там, где сохранился узкий клин зеленого сосняка, можно найти колодец с жидкой водой. Там, на пригорке, возле старого домика лесника, по слухам, есть целых два колодца. Но для того, чтобы до них добраться, надо обойти заросли рыжей проволоки, каким-то образом пересечь цементную реку и углубиться в лес...
Ах да, я не закончил про семейку безумцев с топором...
Мы следили за чокнутыми Рымарями в щели окон, пока они не спустились к пирсу. Окна первого этажа мужики изнутри забили досками, на всякий случай, хотя ни один зверь в окна пока не лез. В доме Элиных родителей не осталось, кажется, ни одного целого стола или шкафа, вся древесина пошла на строительство баррикад.
Женщины молча следили за троицей, а у меня онемели руки, так крепко я сжимал ружье. Жан Сергеевич, бандитская его физиономия, ухмылялся из своего угла. Он откровенно потешался.
Рымари исчезли из виду всего на миг, их заслонила баня пионерского лагеря. Потом мы услышали противный металлический скрип, и через мгновение увидели тачку, как будто Рымари спрятались за банькой, а тачку толкнули вперед. Тачка, которую они прихватили в Эличкином саду, лежала, перевернутая на бок, одно колесико крутилось и скрипело. В нашем поселке теперь очень тихо, любой звук разносится на километры и царапает нервы.
Я смотрел в бинокль на пустую тачку и думал, какие же они все-таки сволочи, что ее забрали. Я поймал себя на том, что совершенно не сочувствую Рымарям, что бы с ними там ни случилось. Мне было жаль нашу трехколесную помощницу.
Затем я чуточку повел биноклем и разглядел мамашу Рымаря. Она сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, и казалась вполне живой. Рассмотреть ее лицо с километрового расстояния было невозможно, но рядом совершенно точно не появлялись ни розовые шары, ни медведи. Мать Рымаря сидела к нам боком, вытянув ноги, опустив руки вдоль туловища.
Притомившаяся старушка, ушедшая в лес за грибами.
Наверху на чердаке дежурили художник Дмитрий и шабашник этот молоденький, Раду. Кстати сказать, с Дмитрием, в отличие от прочих эстетов нашего поселка, вполне можно найти общий язык. Парни наблюдали побег Рымарей сверху. Дима даже спросил меня, не пуститься ли вдогонку и не отбить ли у придурков нашу коллективную тачку. Но мне очень не хотелось кровопролития. У «придурков» имелись ножи.
Художник спустился вниз попить. Его обступили наши женщины, и минуту спустя все уже знали об исчезновении ренегатов. А еще спустя минуту началось брожение. Сестрички-старушенции Кира и Лида защебетали, что, возможно, мать Рымаря ранена, и ее необходимо вытащить. Раду тоже склонялся к идее «все за одного». Жан хихикал у себя в углу.
Да, я забыл упомянуть. Он ведь еще вечером устроил драку, но не из-за воды. Он сцепился с депутатом, якобы тот поцарапал его «мерседес». Конечно, дело, не в «мерседесе»... Кончилось дело тем, что сержант Нильс, уходя, приковал Жана Сергеевича наручниками к радиатору, а ключи оставил мне. На всякий пожарный случай, вдруг не судьба вернуться живым. Хотя отправились они недалеко, изучить последние два дома у шлагбаума.
Таким образом, я стал личным врагом Жана Сергеевича.
Ладно, опять сбился... Они отправились втроем за мамашей Рымаря: художник Дима, Раду и Лидия, мадам в газетной панамке, одна из той породы активисток, которым до всего есть дело. Она заявила, что мамашу Рымаря не оставит, поскольку та — хорошая приятельница ее матери. Более того, ежели мужчины испугаются, то пойдет к озеру одна, пусть нам всем будет стыдно. Лидия соорудила из газеты новую панамку, подхватила зачем-то лыжную палку и возглавила экспедицию. Она двинула идею, что я, «бесчувственный ирод», просто не доглядел, упустил главное.
Ведь у мамаши Рымаря от зноя мог случиться сердечный приступ, а подлые дети ушли дальше, бросив старушку на произвол судьбы.
Они отправились втроем. Я следил в бинокль, не отрываясь. Остальные наши, кроме каторжанина Жана Сергеевича, тоже высыпали на крыльцо.
С ребятами ничего плохого не случилось. Правда, с сердцем стало плохо самой Лиде, и Раду пришлось ее везти обратно в тачке. Они вернулись молчаливые и белые. Старуха продолжала сидеть под деревом, очень ровно, опустив руки по швам.
— Ну что? — закричали наши тетки. — Что с ней? Почему вы ее не забрали? Она жива?
Читать дальше