Виталий Сертаков - Симулятор. Задача - выжить

— Ну, давай же, блин, давай! — упав на колени умолял Жан.

— Сверху! А что, если сверху попытаться? — Мартынюк сбросил оцепенение, неловко полез по ржавой лесенке. Лесенка закачалась, в двух местах точечная сварка давно отвалилась, верхние кронштейны полезли из штукатурки. Мартынюк повис, дрыгая конечостями; наконец, ему удалось закрепиться на вершине бочки.

— Ну, что там? Ловите канистру! — подпрыгивал внизу наш рассудительный медик.

— Поздно... — Мартынюк, истекая потом, вращал тугие вентили. — Кажется, застыла...

— Когда кажется — молись! — посоветовал Жан, неторопливо развернулся к менту. — Ты что ж натворил, служивый?!

— Было же ясно, что он провоцирует! — Мартынюк стоял на коленях над трупом повара и гладил, вылизывал замерзшие струи. Проще было напиться собственной крови.

— Он нарочно туда влез... — Доктор изумленно переводил глаза с бочки на меня и обратно.

— Кранты, — сержант медленно сполз по стенке. — Теперь всем кранты.

— Он сунул дуло пистолета себе в рот и нажал курок. Засранцу повезло, кончились патроны.

Я вовсе не холодная и не деревяшка.

И не надо думать, что если у человека куча физических недостатков, то он окрысился на весь мир. Вовсе нет, просто привыкаешь, что мимо проплывает лучшее, и всегда будет проплывать.

Кроме того, привыкаешь к лживому сочувствию.

Я замечала, как директорша Тамара на меня смотрит. Она улыбалась и спрашивала о школе, о нарядах, но в глубине ее глаз кипело отвращение. Еле заметно кипело, булькало потихонечку. Я маме говорила, что директорша внутри злая, а мама со мной спорила. Я чувствовала, как Тамара не может пропустить мой горб и хромоту. Она прямо-таки облизывала меня взглядом, особенно когда замечала раздетую в саду. Я в купальнике при чужих не показывалась, в беседке садовой пряталась, но не всегда успеешь халат накинуть.

Ее взгляды прожигали, как капли масла со сковороды.

Мамочка объясняла, что у Маркеловны своих детей нет, и семейная жизнь бестолковая, оттого она рада всех развести. Мама смеялась, она не верила, что Тамара ее разведет... Моя ловкая и обычно такая проницательная мама на сей раз не разглядела очевидного. Не скажу точно — может, таких людишек гадких полно, и соседка наша вовсе не исключение... Но дело не в детях ее неродившихся.

Тамарочка Маркеловна упоенно о фигурке своей заботится. Найдет с утречка морщинку новую, прыщичек какой, опечалится, а тут — раз, соседка недоделанная. Бросишь взгляд на инвалидку рахитичную, и на душе радостнее делается.

Я слышала: Маркеловна и бритый Жан Сергеевич меня обзывали инвалидкой и кривоножкой. При Жоре или маме никто бы из них не посмел.

Кажется, я глупость написала? Совсем не глупость. Дед сутки с Маркеловной пообщался и со мной согласен. Дед посоветовал не брать в голову. Всегда найдутся такие, кому в радость на чужое уродство глядеть. Плохо, что нам еще долго в толкотне жить придется; не выгонишь теперь, а сами не уходят. Хотя дома по всей аллее целые стоят!

Что-то происходит с костями.

Почему-то данное открытие не вызвало у меня отвращения. После очередной стеклянной волны я поднялась наверх, в спальню, разделась, покрутилась перед зеркалом. Кажется, поганее я не выглядела никогда. Космы нечесаные дыбом, глаза воспаленные, рот потрескался, язык обложен. Слава богу, хватило мне ума припрятать пару флаконов духов. Облила себя, ваткой протерлась. Называется — помылась. Постоянно кажется, что от меня зверски воняет. Наверняка воняет, и не только от меня. Хотя вонь кофейная забивает все остальные запахи.

Я спрятала мамины духи и снова подошла к зеркалу. Или мне почудилось, или свет этот синий, дурацкий... Вроде бы кость из груди торчала не так сильно, как раньше. И колено тоже... Вроде бы не так выпячивалось в сторону. То есть я хромала, как и раньше, но что-то в моей проклятой внешности поменялось.

Ноги вдруг перестали меня держать. Я плюхнулась на голую железную кровать, с которой в подвал утащили даже матрас, и так сидела, пережидая колотящееся сердце. Себе я пообещала, что вскрою вены, как только глаза поплывут по щекам. Я сидела, а сердце колотилось все громче, и тут до бестолковой эксгибиционистки дошло, что стучит не сердце. Это сверху, чердака, дежурный колошматил по батарее, заметив свеженькую стеклянную волну.

Я похватала задубевшую, пропахшую потом одежду и полетела вниз. Так и не поняла, показалось мне, или левая нога действительно стала прямее? Думала, что после «налета» вернусь в мамину спальню и подробнее себя осмотрю, но закрутили дела, столько всего произошло...