Олег Шовкуненко - Битва во мгле

В который раз Строгов подивился техническому чуду под названием «Сахай-47». Это не был робот или машина в привычном понимании этого слова. Скорее, он представлял из себя искусственный организм, наделенный легкостью и грациозностью кошки вперемешку с мощью тяжелого танка. Каждое движение шагохода было точным, выверенным и идеально исполненным. Его скорость превышала скорость гоночного автомобиля, многослойная высокомолекулярная броня выдерживала прямое попадание шестидюймового снаряда, а электронный мозг обнаруживал воробья на расстоянии нескольких километров…

«Объект в зоне обнаружения!» Металлический голос огвлек Николая от созерцания боевых машин. Следуя взглядом за сеткой прицела, он заметил едва различимую точку у самого края горизонта. Ее можно было принять за соринку, попавшую в глаз, или один из многочисленных валунов, маячивших на горизонте. Однако система безопасности признала в нем нечто иное. Независимо от воли лейтенанта шагоход приготовился открыть огонь.

— Усиление, — приказал Николай.

Изображение точки дрогнуло и бешеными скачками стало приближаться. С каждой секундой оно становилось все отчетливей, пока наконец не приняло очертания накренившейся двуногой машины, недвижимо замершей у подножия невысокого холма. Идентификационный номер 42 делал ее неотъемлемой принадлежностью второго взвода роты «Головорезов».

— Пуарэ! — не помня себя от радости, закричал Строгов. — Сержант, ответь 41-му.

— Господин лейтенант, они нас не слышат, — Киу-ро напомнил о несносной коммуникационной блокаде. — Пока мы не зацепим их лазером, связи не будет.

— Так действуй! Что же ты?

— Почти готово… О боже! — Японец громко охнул, когда контакт состоялся. — Они мертвы!

Пробегая по списку повреждений, который транслировал головной слит 42-го, Николай хмуро остановил взгляд на итоговой записи. «В связи с повреждением систем жизнеобеспечения экипаж погиб». Дальше стояла дата и время смерти.

Восемнадцать километров каменистой пустыни промелькнули словно кадры ускоренного кинофильма. Менее чем через десять минут группа Строгова стояла перед мертвым «Сахаем». Шагоход выглядел стариком, сгорбившимся под тяжестью лет. Неестественно подломившаяся правая нога доводила крен машины до сорока градусов, а черный нагар на лицевой стороне корпуса говорил о неправильном угле входа в атмосферу. Однако машина боролась до конца. Получив повреждения и потеряв экипаж, центральный слит сделал все для того, чтобы совершить посадку. О том, что 42-й грохнулся именно здесь, а не приковылял откуда-то со стороны, говорил небольшой кратер из песка и мелких камней, который выжгли его посадочные двигатели.

Что стало причиной катастрофы? Николай не видел значительных повреждений корпуса. Вывернутый коленный сустав, несомненно, был результатом неудачной посадки, но…

— Командир, — Шредер успел обойти машину Пуарэ с тыла, — вам следует взглянуть на это.

— Что там у тебя? — Строгов поспешил подвести своего «Сахая» к машине рядового. Туда же направились Фурье и Манзони.

— Дыра, — задумчиво произнес Фурье.

— Ну, дыра. А ты что, надеялся увидеть надпись «Добро пожаловать на Канары»? — Машина Манзони сделала пару шагов вперед. — Что-то не нравится мне вся эта история.

Бронированные плиты на спине 42-го не были разорваны взрывом. Их словно сожрала едкая кислота. Справившись с высокомолекулярным сплавом, она хлынула в тело боевой машины, выжигая в нем глубокую смертоносную воронку.

— Наши парни умерли еще в космосе. — Манзони поскреб манипулятором по оплавленным кислородным бакам. — Какая страшная смерть.

— Смерть всегда страшна. Особенно если тебе предательски стреляют в спину из аннигилирующего излучателя.

Глаза сержанта немигающе смотрели в черное небо. Странно было представить, что на расстоянии сотен световых лет от Земли существует такое же сияние звезд и такое же величественное спокойствие. Но все же это был чужой мир, погребенный в объятиях мрака и тишины. Тишина! Она действительно была дикой и пугающей. Она холодными костлявыми пальцами заползала в душу и сжимала сердце, заставляя его замедлить свое биение. В ней не было места голосам живых существ. Крики птиц, шелест листвы, жужжание насекомых были чужды этому миру. Единственным звуком, который улавливало ухо, было завывание ветра. Ветер полноправно властвовал над окружающей каменной пустыней. Он знал все ее райны, он проникал в ее самые потаенные уголки, он мог црикоснуться ко всему, чему хотел: камням, броне стальных машин, к лицу солдата. Но сержант не мог чувствовать этих прикосновений, слышать голос пустыни, видеть бездонную глубину Вселенной. Сержант был мертв. Тела сержанта Пуарэ и рядового Сардиса покоились рядом на невысокой плоской скале. Друзей не могла разлучить даже смерть. Они лежали плечом к плечу точно так же, как жили и как умерли. Их руки были сложены на груди, мундиры наглухо застегнуты, шлемы сняты. Две шеренги похоронной команды недвижимо замерли по краям пьедестала смерти. Корсиканцы отдавали последний салют своим погибшим товарищам.