Анастасия Гор - 2:36 по Аляске

В кармашке осталась последняя пачка мармеладных мишек. На одних сладостях с бесконечным сроком годности долго не продержаться, но я пыталась. Мой путь был и остается дальним. Я шла в истоптанных кедах к границе, с походным рюкзаком за плечами и с почти разрядившимся плеером. Лишь музыка скрашивала мое путешествие до Орегона, куда я направлялась, чтобы вернуть родных. Ну или то, что от них осталось.

После заката на улице становилось небезопасно. Медведи гризли любили бушевать под конец летнего сезона. Я почти не спала. Лишь окончательно выбившись из сил из-за странствий или рыданий взахлеб, я проваливалась в долгожданное забытье. А проснувшись, снова погружалась в неизменный кошмар. Единственным утешением стал алкоголь, но он слишком задерживал меня: за целых полтора месяца я не преодолела и половины Аляски. Однако пережив шестое по счету похмелье за две недели, в приступах рвоты я сердечно поклялась бросить – и завязала. Наверно, это был самый короткий период алкоголизма за всю историю.

Пересекая речной мост, я притормозила, чтобы глянуть на отражающую гладь воды как на своеобразное зеркало. Видеть собственное лицо было трудно, ведь в нем прослеживаются чужие черты – моих родителей, сестры и брата. Каждая линия так или иначе связана с ними и навевает воспоминания. От отца мне досталась смуглая кожа с россыпью веснушек, гроздьями усеявшими тело, и высокий рост, в котором я уже к четырнадцати годам превосходила свою мать, хрупкую и русую, как коренные прибалтийцы. У нас с ней были одинаковые глаза – зеленые. Но в остальном во мне было больше от юга – темные волосы и страсть к испанской сангрии. Джесс – моя младшая сестра – ненавидела сангрию. Да и меня иногда тоже. Севера от матери в ней было даже больше, чем во мне юга от отца, и под «севером» я подразумеваю совсем не внешность.

Джесс была младше меня всего на шесть лет, но пропасть между нами была на все двадцать. Однажды, когда я только пошла в школу, мама подозвала меня к себе и ткнула пальцем в свой живот.

– Смотри, здесь растет твоя сестренка. Скоро вы будете играть вместе и заботиться друг о друге, – сказала она.

Мама еще никогда так не ошибалась.

– Почему он выбрал тебя?

Джесс буквально выхватила у меня из рук расческу, когда я, проигнорировав ее угрожающий тон, продолжила невозмутимо приводить в порядок прическу. Неохотно взглянув на сестру, я обнаружила уже знакомое зрелище: пылающие от гнева щеки и пухлая нижняя губа, дрожащая от обиды.

– Не молчи!

Тяжело вздохнув, я подобрала с туалетного столика шпильки и закрепила ими локоны на затылке.

– Что ты хочешь услышать?

– Почему вместо меня он выбрал тебя?!

Я закатила глаза и, обернувшись на Джесс, потянулась к своей расческе. Она упрямо отдернула руку.

– Он все равно не подходит тебе, – скривилась я.

– Почему это?

– Тебе тринадцать, Джесси.

– Ну?

– А ему двадцать три.

– И что?

– И, как все тринадцатилетки, ты слишком подвержена гормонам, чтобы думать головой! – простонала я и, все же опередив реакцию сестры, вырвала расческу обратно. – Макс для тебя слишком взрослый. Да и это уже четвертая твоя «большая любовь» за последние полгода. Может, хватит убиваться по пустякам? Лучше помоги мне отыскать земляничные духи. Ты их случаем не брала?

Я услышала, как Джесс зашипела сквозь сжатые зубы, а затем она резко подалась вперед и хлопнула ладонью по моей укладке. Острые шпильки со звоном посыпались на пол, а заколка болезненно царапнула кожу над шеей. На глазах у меня едва не навернулись слезы, но торжествующее лицо Джесс в отражении зеркала помогло удержаться от слабости.

– Ах ты маленькая!..

Джесс попятилась, когда, схватив накаленный утюжок для волос, я развернулась к ней всем корпусом.

– Я все расскажу тете Лар! – испуганно заверещала она, когда утюжок оказался в опасной близости от ее щеки. – Расскажу, как ты поступаешь со мной и какая ты… гадина!

– Эй, не смей ругаться!

– Иначе что? – воскликнула она снова, и я вдруг замешкалась, когда из-под ее век тут же хлынул поток горячих театральных слез. Ох, только не снова! – Сама идешь на свидание с ним, а меня оставляешь здесь, совсем одну! И когда начнется учебный год, снова оставишь, как Эш оставил! Ты ничем не лучше его. Почему я тогда не села в машину вместе с мамой и папой?!

От надрывного воя, на который сошел ее плач, я содрогнулась и моментально сдалась, опустив вниз плойку и выдернув ее из розетки.