Array Коллектив авторов - Третье пришествие. Современная фантастика Болгарии

«Сайрус Джеральд находится в угнетенном состоянии, – сообщил Психономатор, – он поражен сказанным, пытается найти выход из ситуации, которая выглядит для него угасающей и безнадежной. Не сомневается в нашем могуществе».

– Мистер Рен-барх, я не сомневаюсь в вашем всемогуществе, – сказал Сайрас после краткого молчания, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Гавон кивнул утвердительно.

– Мистер Рен-барх, я не понимаю, зачем вам устанавливать торговые взаимоотношения, если вы просто можете завладеть Землей.

– Это не гуманно, Сай, – возразил Гавон. – Да и не нужно. Вы уже завладели Землей, ваши фирмы, суперфирмы, наднациональные корпорации, они продадут нам Землю. Они поймут, что такой контракт для них не особенно выгоден, но военные действия тем более невыгодны, так как оплачиваются невосстановимым Капиталом, вы понимаете меня, Сай? Вообще-то на этот счет у вас есть хорошая пословица: из двух зол выбирают меньшее.

– Значит, вы все-таки нас порабощаете, мистер Рен-барх?

– Да куда там, Сай? Вы же обрекли себя на рабство сами. А мы требуем лишь налога с ваших хозяев. И они его заплатят, потому что они рабы самих себя. Увы, психономическая свобода, которая делает нашу цивилизацию счастливой, оказалась недоступной для всех остальных частично цивилизованных обществ. И для вашего тоже, пока.

Сайрас долго молчал, рассматривая фужер из радужного кристалла, который держал в руках. Наконец спросил:

– А я? Чего вы хотите от меня?

– Совсем простую вещь. Быть посредником в переговорах… А пока познакомьте меня со всем, что знаете сами. Я хочу услышать полный рассказ о земной жизни. Расскажите обо всем, что вам было доступно. Я помогу вам рассказывать все это достаточно подробно и связно.

Сайрус Джеральд переживал. Кусал губы, тер потные ладони, мял виски – вообще с ним происходили все те физиологические процессы, которые показывали, как трудно назвать собственным именем лицемерие, даже внутренне давно признанное.

Гавон наблюдал за ним прищуренными глазами, он был спокоен и настроен покровительственно. С землянином все было ясно. Необходимо только дать ему немного времени все обдумать и принять единственно возможное решение. Но Сай сказал что-то совершенно неожиданное:

– Разве это возможно, мистер Рен-барх?

Космодор только случайно удержался от вскрика. Изумление от странного совпадения со сном столкнулось с непонятным страхом и слилось с ним. Лицо Гавона осталось как и прежде каменным, может быть, только глаза на минуту стали словно стеклянными, но его собеседник ничего не заметил. Он ожидал ответа, и во взгляде его не было ничего кроме ожидания. Все это промелькнуло почти мгновенно. Остались только неясная тревога и мысль, что необходим серьезный разговор с Психономатором. Больше Рен-барх не вспоминал о сне.

Сай, видимо успокоившись и примирившись, начал рассказывать о жизни на Земле. Гавон слушал его, не стараясь запомнить что-либо, – для этого был Психономатор. Его объективы ощупывали каждое движение, мимику Сая. Все это переводилось в единицы знаковой информации, и он копил их в своей холодной памяти, добавляя штрихи к образу подсознательной жизни астронавта Сайраса Джеральда. Потом, когда Гавон уже в роли дипломата будет искать точнейшую реакцию, гибчайшую многозначительность, телепатические советы Психономатора отшлифуют его поведение до единственно возможного для этой цели совершенства, до правдивейшей для землян мимики…

Со стороны они выглядели как двое друзей, которые за рюмкой доверяют друг другу маленькие тайны своего жития. Когда Сайрас говорил об интимных подробностях, Космодор предрасполагающе и в то же время многозначительно улыбался, поднимал фужер к самим глазам и рассеянно скользил взглядом по серебристой поверхности коктейля – знал, что в такие моменты лицо его становится неповторимым: мужественным и красивым. Во всяком случае, так утверждали его любовницы.

Его воспоминания заскользили по формам красивых женских тел, которыми он обладал. Но, может быть, скольжение было чересчур быстрым, тела вдруг слились во что-то аморфное, обрюзгшее и неопределенное, что заставило его потрясти головой и вновь вернуться к рассказу землянина.

Этот разговор продолжался весь день, не прекратился он даже во время ужина. И только оказавшись в каюте, Гавон понял, что все время в нем дремало какое-то беспокойство. Здесь, в одиночестве беспокойство перешло в обыкновенный страх, вызванный сновидением. Наличие этого страха было чем-то неправильным, неестественным, оно пугало больше самого сна, так как это означало, что универсальные психономические формулы перестали быть универсальными. Действительно, там еще предвиделась и непредсказуемость третьего подсознательного пласта, но…