Адам Яромин - Карьера Джекоба Пинбэнка

Девяностолетний Джекоб Пинбэнк лежал в изоляторе и громовым голосом, который был слышен на пятьдесят метров вокруг, убеждал каждого, кто заглядывал к нему, что его, Пинбэнка, пребывание здесь — дикое недоразумение. Еще бы! Чувствует он себя превосходно (дай бог доктору такого здоровья!), а ежели кто сомневается в силе его рук, то — хо-хо! милости просим! Колет в груди? Ерунда! Чушь собачья!

Однажды в изолятор проскользнул юноша в белом халате.

— Опять осмотр? — рявкнул Пинбэнк.

— Упаси боже, — поспешно ответил тот, пододвигая табурет к койке. — Я сказал, что довожусь вам внучатым племянником. — Он мило улыбнулся. — А вообще-то зовут меня Фред Фергюсон, но вы можете называть меня просто Фред…

— Что вам надо?

— Мне? А знаете, вы чудесно выглядите…

— Еще бы! Ха! Если б не внучка Мэри… Учтите, молодой человек, в груди у меня покалывает уже сорок лет. А мы и тогда частенько выбирались с Сэмом — дружком — на рыбалку. Июль, жарища такая, что дышать нечем. Постойте, в котором же это было году?

— Да, жарковато тогда, говорят, было, — сказал Фред, пытаясь попасть старику в тон.

— Не то что нынче! — воскликнул Пинбэнк. — Да и времена были другие…

— Вот именно! — подхватил Фред и незаметно оглянулся на дверь. — Мы тут болтаем, а ведь у меня к вам дело.

Пинбэнк подозрительно взглянул на него.

— Послушайте, вы не от внучки ли Дженни? Ничего не выйдет! Я завещание изменять не стану.

— Дженни? Нет. Другая внучка… Как, бишь, ее…

— Мэри? Милый ребенок.

— Вот, вот.

— Скверно, молодой человек. В ваши-то годы и такая никудышная память. У меня, например, память что надо! Сэм обычно говаривал: «Джек, ты мог бы стать президентом».

— Но вы еще не знаете, зачем я пришел. — Фред стал серьезным. Более того, почти торжественным. — Дело весьма деликатного свойства. И секретное.

— Секретное? На меня можете положиться. Бывало, Мэри или Дженни…

— Мистер Пинбэнк, — нетерпеливо прервал Фред, — у меня мало времени. Я вынужден быть кратким.

И, подчеркивая каждое слово движением руки, милой улыбкой, поддакивая, когда Пинбэнк вдруг прерывал его потоком воспоминаний, он изложил цель посещения.

Он был агентом небольшой фирмы, промышлявшей изготовлением и продажей близким стереоизображений усопших родственников. «Фантомов», как их обычно называли. За умеренную цену фирма заблаговременно фиксировала внешность, голос, даже характерные выражения оригинала, составляла программу для серийного домашнего видеомагнитофона, и дорогой усопший вновь оказывался пред очами безутешной родни. «Стоит только нажать кнопку! — воскликнул Фред. — С фантомом можно беседовать о политике, погоде, спорте, кухне, садоводстве и вообще практически обо всем на свете».

Казалось, сначала до Пинбэнка не доходил смысл Фредовых слов. Потом он взорвался:

— Что?! Хотите сделать из меня покойника? Вон отсюда! Вон! Я не собираюсь помирать! — Он тяжело дышал. — На кой черт мне фантом? — Он с редкостной для его возраста прытью соскочил с кровати.

Фред ловко уклонился от удара огромного кулака, виновато улыбнулся и выскочил за дверь. В коридоре он поправил растрепавшуюся шевелюру, вынул из галстука большую булавку с искусственным бриллиантом, положил в карман, что-то покрутил в ручных часах и исчез.

Спустя пятнадцать минут он входил в кабинет, где за большим письменным столом, уставившись в окно, восседал грузный человек.

— Ну и как? — без вступлений спросил толстяк.

Фред отрицательно покачал головой.

— Не соглашается. Чуть не избил.

— Профессиональный риск, — философски заметил толстяк. — Заявись ты с таким делом ко мне в больницу, я б тебя выкинул в окно.

Фред кисло улыбнулся.

— А найдется ли кому вас оплакивать, мистер Бюрсби?

Толстяк неожиданно рассмеялся:

— Прекрасно! Ты становишься наглецом. Только будь осторожен. Так далеко не уедешь. Записал хоть разговор-то?

Фред положил на стол булавку и часы.

— Изображение и голос. Думаю, получилось недурно. Любопытный, знаете ли, субъект. Такого я еще не встречал. Через несколько дней наведаюсь к нему. Старикан оттает и даст согласие.

— Нет у тебя подхода к людям. Возьми Фрэнка. Одевается словно пастор. Беседу начинает с того, что жизнь суть миг! А потом? Больной раскисает, принимается перечислять свои грехи, и тут Фрэнк вытаскивает на свет божий бланк. И бизнес в порядке, и оправдываться не надо за то, что мы нелегально собираем информацию. Ты когда-нибудь научишься работать? Ну иди. Да, Билла не встречал? Опять, паразит, прошляпил больного. Тот лежал в больнице целую неделю и умер прежде, чем мне успели об этом сообщить. Шестеро взрослых детей! Шесть фантомов!