Лина Кирилловых - Кусачие

Детёныш жевал полумесяцем рта. За ним к вольеру подошла мамаша. Дородная упитанная дама – тупая тварь, как все прочие. Мамаша положила лапу детёнышу на гребень. Тот что-то невнятно забулькал. Щитки на шее ходили взад-вперёд, и Лусинэ представила, как загоняет между ними нож. Шипастые пахли, как жжёные ногти. Лусинэ ненавидела. Она повернулась спиной, являя взгляду шипастых прорехи на выгоревшей старой футболке. Потом решительно стянула её через голову и подошла к долблёному корытцу. Хотите наблюдать, так пожалуйста: стирка.

– Ы-гы-гы-гы, – загоготал Егор.

Он некоторое время упрашивал Лусинэ обернуться. Та тёрла футболку золой и не слушала. Холодная вода сводила пальцы. Салли закончила делать зарядку и бухнула в стену, отделяющую её от Егора, ногой. Вольер сбоку от Лусинэ теперь был молчаливым, пустым. Ей не особенно хотелось думать, когда и кто туда поселится. Кого поселят, разумеется – и не поселят: запрут.

– Ну, что тебе стоит-то? Или сиськи из золота? Жалко?

– Piece of shit 5 5 Кусок дерьма (англ.) , – сказала ему Салли с отвращением.

– Чё?

Прорехи на футболке чувствовались, как годовые зарубки. Эта – на днях Лусинэ неудачно повернулась во сне. Эта, под лопаткой – когда Лусинэ две или три недели назад запустила кувшином в шипастого, который дразнил её, просовывая через прутья палку: взмах руки был слишком агрессивен, даже в плече что-то хрустнуло. Эта, у шва сбоку – депрессивная тьма пятимесячной давности, попытки сначала обнять саму себя своими же руками, потом – попытки расцарапать. Эта, под воротом сзади – от цепкой хватки смотрителя. Он втолкнул её в вольер, держа за шкирку, как котёнка, втолкнул без церемоний, без каких-либо слов. Но говорить по-человечески они и не умели – только шипели, рычали, ворчали и булькали. Они говорили по-своему.

– Дуры, – Егор не дождался ответа, обиделся.

Другие зарубки оставил Вэй Бао. В неизвестном вольере, где сидел когда-то: путаные иероглифы спасения. Он написал – и начертал рисунками для тех людей, кто не знает китайского – свой невероятный, наглый, дерзкий, хитроумный план. Лусинэ надела мокрую отжатую футболку и вытерла руки о шорты.

– Я не боюсь, – сказала она стоящей снаружи вольера семейке.

Егор жрал. Он уселся у прутьев, поставив миску между толстых волосатых ног, а снаружи толпились шипастые. Многие держали за обёрнутую листьями кость жареные на вертеле окорока. Шипастые просовывали купленный у смотрителя корм через прутья, и Егор благосклонно принимал угощение. Шипастые шипели, выражая восторг. Егор жрал. Жир стекал ему до локтей, расплываясь на настиле кляксами. Круглое прыщавое лицо блестело от жира, как смазанное. Жидкая поросль на подбородке превратилась в мерзкие сосульки – Лусинэ чуть не вывернуло. Она демонстративно сплюнула на пол. Егор ничего не заметил. Он мнил себя сиюминутным богом – обжорств и празднеств, а может, вечной сытости. Он выглядел убогим, омерзительным. И представлялся в той, свободной жизни гадко: онанист с кучей похабных журнальчиков, безработный великовозрастный мамочкин сын. Шипастые, им восхищающиеся, казались редким эталоном скудоумия.

– Ты с ними ещё поцелуйся, – пробормотала Лусинэ саркастично.

Она взяла из своей миски мучнистый фрукт и пальцами стала снимать с него кожицу. Один шипастый из толпы отвлёкся: заметил Лусинэ и поспешил к её вольеру. Он протянул через прутья жареный окорок.

– Нет, спасибо, – Лусинэ отказалась.

Шипастый нетерпеливо тряхнул кормом и издал короткий уговаривающий звук. Лусинэ, покачав головой, вгрызлась в мякоть плода. Она любила мясо раньше. Было дело.

– Гррх-уу.

– Да отвали ты, тупоголовый варан. Сам ешь. Отдай Егору. Скройся.

– Гррх-уу.

– Я не голодная. И мне хватает фруктов.

Шипастый смотрел на нее жёлтыми щелками глаз.

– Подачки не нужны, – закончила разговор Лусинэ.

Шипастый убрал окорок и попятился.

Он не присоединился к кормящим Егора сородичам: поймал смотрителя за гребень и экспрессивно застрекотал. Смотритель поглядел на Лусинэ, которая угрюмо показала ему косточку фрукта. «Эта женщина меня не уважает, – перевела Лусинэ возмущение. – Накажите её. Сделайте что-нибудь». Смотритель махнул в воздухе лапой. Он пробулькал что-то, успокоившее посетителя, и убрёл. Шипастый вернулся к вольеру Егора, но, оборачиваясь время от времени, пялился. Каков кретин.

– Я принимаю твой дар, – чавкал Егор. – И твой. И твой тоже.

Смотритель вернулся со старым долблёным ведром. Фрукты лежали в нем горкой, белея налитыми боками. Шипастый посетитель, уже скормивший окорок Егору, подошёл к смотрителю и сунул лапу за щиток на горле. Он достал оттуда тускло блеснувшие трубочки. Получив взамен горсть фруктов, шипастый снова приблизился. Он аккуратно положил фрукты на настил возле прутьев. Лусинэ недоумённо смотрела. Шипастый внезапно прижал гребень к загривку – смутился.

Читать дальше