Олег Горн - Петля времени. Сборник

— Может вы и правы... Во всяком случае, надо будет отдохнуть... У нас с вами, брат, еще много дел... У нас, к сожалению, еще очень много дел!..

Нир по-прежнему стоял и почему-то не уходил.

Мастер Бруно поднял на него глаза. Взгляд его стал тревожным.

— Что? — дрогнувшим голосом спросил он. — Эва? Нир кивнул.

— Вашу дочь последний раз видели вчера утром.

Тяжело дыша и сдирая пальцы в кровь, Алон карабкался вверх по крутому склону. Поднимался на ноги, переступая по щербатым валунам, оступался, падал, снова цеплялся.

Он бы не смог сейчас вспомнить, где и сколько времени носился, словно загнанный зверь, прячась от людей, ночуя где попало: в зарослях, каменистых ямах, заброшенных развалинах. Он забирался в сады, подбирал там плоды деревьев. Таился, чуя издалека чье-нибудь приближение. Сворачивался ночью, прикрываясь руками от яркого крошева над головой. И выл беззвучно, искусав до крови губы...

Отверженный среди нормальных!.. Нечеловек!.. Убийца!.. Обманут, предан!.. Обманут и предан!..

Постепенно направление его движения стало определеннее.

Днем Алон брел вдоль дорог. Скрывался, лишь завидев машины полиции, да по какому-то своему наитию. Изредка кто-нибудь из водителей рисковал его подобрать, и тогда ему удавалось быстрее добраться до очередной развилки дорог.

...Тяжело дыша, Алон сел на камни в тени скального ребра.

Далеко внизу у подножия виднелся оставленный им прокатный джип. Алон до сих пор не мог понять, как его выдали ему, небритому, измятому. Но джип он получил без лишних вопросов, — может быть, он стал воздействовать на людей, уже сам не замечая этого.

Он поднялся и снова стал взбираться, сцепив зубы...

Зачем он стремился сюда сейчас, к этим безжизненным склонам посреди выжженной пустыни? В зону...

Он не знал.

Он бежал от остального мира. Словно с торчащими наружу оголенными антеннами нервов, обнаженный чьей-то неведомой волей перед всем мирозданием, он бежал от этого мира, обрушившего на него лавины бед, болезней и несчастий. От мира, одарившего его зельем любви, и предавшего. Вновь и вновь настигавшего чужими требованиями, шантажом.

И заставившего в конце концов стать убийцей!..

Алон не мог видеть другого джипа, стоявшего по другую сторону горы в долине. Было лишь ощущение преследования — слабой добавкой к тому, что билось в нем сейчас.

С ободранными руками, многодневной щетиной, в рваных башмаках Алон выбрался на неровное плато. Пошатываясь, добрел до валявшейся невдалеке самолетной тяги, брошенной им тогда .

Он опустился на колени. Плечи его вздрагивали.

"Кто ты, где ты, невидимый и несуществующий?!. За что избрал меня своей жертвой, неспособного и нежелающего ?!. Меня, обычного, не страждущего, как другие, что рвутся ближе к силам твоим, и счастливы были бы такой награде...

Что делать мне с этим неподъемным для меня бременем, нежеланным даром? Если случайно пометил меня — сними с меня это клеймо, вожделенное для других, это мое проклятие!.. Я просто человек!.. Я не могу отвечать за весь мир, за все человечество!.."

Тихий и вечный скрип песчинок был ему ответом. Да столь же вечное движение подрумяненных на западе облаков. Да плавное кружение птицы над пустыней.

Неожиданно его внимание привлекли странные звуки, доносившиеся из-за скалы, возвышавшейся исщербленными боками над плато.

Алон сцепил зубы, чтобы не зарычать, и побрел в его сторону. Дойдя до скалы, он уперся лбом в шершавую поверхность. Сделал несколько шагов, огибая ее.

В трещине, расколовшей скалу снизу доверху, прислонившись к рваным неровностям, стояла Эва. Она всхлипывала и что-то бормотала. Казалось, это была молитва.

Алон сделал еще несколько шагов, пытаясь расслышать ее невнятное бормотание.

Эва смотрела на него, но и куда-то сквозь него, дальше и выше. Теперь стали слышны ее слова.

-... Мы же одни на этом острове... Нас так немного — словесных и бессловесных, шелестящих. Мы все хотим жить... Добрые и бездушные, умные и лишенные этой муки... Мы должны выжить! Чтобы не кануть... Чтобы не кончилось нами!.. Ради будущего детей, ради любви... Хотя бы ради детей... Детей и любви!..

Вечерние тени медленно взбирались по каменистым кручам к вершине, над которой все так же спокойно плыли облака, и дальше, в голубом еще небе, плавно кружила птица.

И сейчас они оба стояли на самой границе, рассекавшей вечерний этот мир, границе света и тьмы.

Два старика сидели в тихом, почти безлюдном в этот час, портовом ресторане.