Олег Горн - Петля времени. Сборник

Гиль взглянул на часы. Лицо его стало озабоченным.

— Время, черт возьми!.. Вот кого не обыграть! С людьми всегда проще...

Он протянул мне фонарь.

— Когда окажешься над усадьбой, а точнее над ее задней поляной, мигни несколько раз. Я остановлю двигатель и выключу прожектор.

Постарайся как можно быстрее закрепиться на тросе! Как только будешь готов — снова мигни и сразу начинай спуск. Через несколько секунд я включаю рубильник, и тебя уже не должно быть в луче!.. Если сделаем это быстро, тревогу поднять не успеют.

Я кивал, проигрывая в голове свои действия.

— Сразу же после этого,— продолжал Гиль,— я выезжаю на виллу. Там и встретимся...

И тут голос подвел его. Он посмотрел на меня, поправил у меня на груди узел и вдруг улыбнувшись ткнул в плечо.

— Ты славный парень, Рон!.. Мы с тобой должны еще походить под парусом!..

— Походим, Гиль!— улыбнулся я в ответ.— Обязательно походим!

Чуть подрагивая, тележка плавно уносила меня к сверкающему в вышине дирижаблю. Я сидел на ее плоском днище, пристегнувшись страховочным поясом к прутьям ограды, и старался не попадать в яркий луч прожектора, который слепил и не позволял разглядеть уменьшающуюся фигурку Гиля.

"Наяда" мирно покачивалась невдалеке и с высоты напоминала отдыхающую на волнах белую чайку.

Уже не первый раз за этот непостижимо странный вечер я поймал себя на том, что воспринимаю все происходящее словно со стороны. И каждый раз возникали одни и те же вопросы: да я ли это?! что за странный спектакль разыгрывается с моим невольным участием?.. Но всплывала в памяти старая отцовская фотография, потом заплаканные глаза Яэль, и тугая страшная струна за ночным стеклом иллюминатора, и я трезвел, понимая, что пусть мое участие в этом спектакле и невольно, но странная эта роль — моя, и замены теперь уже не предвидится...

Под ногами расстилался огромный, залитый огнями город. Световая его мишура резко обрывалась кривой линией прибоя. И словно канатоходец, по лучу, протянутому от слепящего прожектора внизу к серебристо сверкающей ребристой туше над головой, я должен был пройти этот путь с холодным спокойствием, не оступаясь и не оставляя в сердце уголка для страха.

Среди вилл, укрытых черным покрывалом ветвей, словно ярко освещенная арена во тьме амфитеатра, выделялась усадьба Кольбергов. Великолепная цветочная клумба перед домом, газоны и дорожки парка, уставленные столами и полные гостей, были празднично освещены разноцветной паутиной гирлянд.

И на фоне шума ночного города оттуда ясно доносилась музыка и усиленные динамиками речи с импровизированной эстрады, сооруженной на травяном газоне.

Мой взгляд, скользнув по этой живописной картине, остановился на неосвещенной, заросшей поляне за домом. Где-то там, укрываясь под ночным покровом листвы, или, может, прильнув в доме к холодному оконному стеклу, глядела в небо Яэль. И я представлял себе, в каком страхе и отчаянной надежде колотилось сейчас ее сердце. Мелькнуло опасение: там ли она? Не попала ли после своего побега под опеку Мора или его людей? Я отбросил эту мысль...

Тележка, поднимаясь в ночное небо, плыла уже высоко над темными зарослями ограды. Я направил фонарь в сторону бьющего в глаза прожектора и несколько раз нажал кнопку.

Стих скрип роликов. Тележка замерла на месте, закачавшись, и я схватился за ее борта. Прожектор погас.

В первое мгновение, после слепящего света, наступила, казалось, кромешная тьма. Рядом, всего в полуметре от прутьев, ограждающих площадку, уходил вверх, рассекая небо пополам, якорный трос дирижабля. Но над черной пустотой под ногами это расстояние казалось непреодолимым.

Стараясь не терять времени, но не торопясь, я стал тщательно закреплять на тросе конец альпинистской веревки.

...И неожиданно возникло ощущение, что я опять стою рядом с отцом под самым куполом полуобвалившейся колокольни, на дряхлой, с выбитыми досками, площадке. Под ногами хлопают крыльями голуби, садясь на загаженные проемы, утыканные битыми стеклами. Далеко внизу, среди каменных обломков, заросших густой травой и тысячелистником, видны фигурки альпинистов, страховочные веревки, тянущиеся от них вверх к ржавым ребрам купола. Завывает в зияющих проломах ветер. И сердце замирает от одной мысли о том, что мне, еще мальчишке, предстоит впервые шагнуть в эту бездну. Но отец спокоен и нетороплив. Снизу призывно машет спустившийся раньше сын его друга. И нет уже страха, лишь сосредоточенность. И сильные руки отца...