Юрий Никитин - Рождение Контролера

Мещерский сказал в растерянности, которая показалась мне подчеркнутой:

– Но тогда может начаться война всех против всех!

Они помолчали, я сказал с тяжелым сердцем:

– Отвратительно такое говорить, но мы идем ко всеобщему контролю. Неизбежному. Но я сейчас о другом. У нас есть ООН, однако эта всемирная организация неповоротлива и неэффективна. МАГАТЭ… работает чуть получше, но все же в руках бюрократии. Мирового правительства у нас пока еще нет, хотя, понятно, скоро к нему придем. Остаются только спецслужбы…

Мещерский проговорил невесело:

– Мы как раз и пришли к этому выводу. Однако спецслужбы служат только своему правительству, а вы предлагаете создать некий отдел, что занимался бы межправительственными…

– Надправительственными, – уточнил я. – Это важно, когда не между, а над. Это значит, в интересах всех правительств! Правда, другая беда, будет немалая путаница национальных и общечеловеческих ценностей. Кроме того, конкуренция спасателей…

Генерал, набычившись, рассматривал меня с недоверием и озлобленностью.

– И вы хотите возглавить такой важный отдел?

Я сдвинул плечи.

– Ради бога, возглавьте вы!.. А я вернусь к своей спокойной работе. Думаете, рвусь сюда к вам разгребать дерьмо?..

Мещерский похлопал по столу.

– Тихо-тихо!.. Новому всегда труднее пробивать дорогу, а возражениями можно потопить все, что угодно. Давайте закругляться. Проблему мы, как мне показалось, все поняли. Владимир Алексеевич, у вас есть что сказать в заключение?

– Главная беда, – сказал я настойчиво, – новое оружие, в отличие от атомного, стремительно дешевеет. И находится в частных руках. А это значит, что вот прямо сейчас в десятке стран создается оружие массового поражения… и далеко не всегда правительство это знает!

Генерал спросил резко:

– А что мы можем?

– Задачу можно разбить на несколько этапов, – сказал я. – Первый – принять строжайшие законы на межправительственном уровне. Второй – самим мониторить ситуацию…

Он продолжал смотреть на меня неотрывно.

– И что? Вы сказали, в некоторых азиатских странах законодательство намного либеральнее. Вон в Китае, кроме собак, разрешено модифицировать… еще и свиней?

– И людей тоже, – уточнил я. – Да, уже приступили. У нас пока запрещено. Как и везде в Европе и Штатах. Может, пора перестать нам быть Европой, а стать Россией?

– И что делать в таких случаях? Я имею в виду, вот здесь нам?

Он смотрел исподлобья, недобро, я ответил таким же взглядом и подчеркнуто ровно и без эмоций сказал:

– Интересы государства… да что там государства, на кону существование человечества!.. Я думаю, генерал, даже такой либерал, как я, скажет о допустимости любых средств, чтобы остановить угрозу. Любых.

Он смотрел тяжелым гнетущим взглядом, затем в его лице что-то изменилось. Похоже, видел во мне обычного крикливого алармиста с их вечным «О боже, мы все умрем!», а сейчас я показал себя с другой стороны, а я сам знаю, что с другой я совсем не тот человек, что вижу постоянно в зеркале.

Он посмотрел на председательствующего Мещерского.

– У меня предложение. Принять во внимание выступление господина… господина…

– Товарища Лавронова, – подсказал я, сделав ударение на первом слове.

Он произнес чуть благосклоннее:

– Товарища Лавронова. Пусть наши эксперты поработают. Но не так, как обычно, а в самые сжатые сроки. Хорошо бы госпо… товарища Лавронова почаще привлекать в качестве эксперта и консультанта.

Я перехватил удивленный взгляд Мещерского. Похоже, я своей заменой «господин» на «товарищ» снискал симпатию этого динозавра, не просто заставшего расцвет СССР, но и занимавшего уже тогда высокие посты.

Вообще-то, я не покривил душой, мне «товарищ» и в самом деле нравится больше, чем «господин». Хочется видеть вокруг товарищей, а не грызущихся господ, само слово «господин» все-таки поганое, унижающее, никто для меня не господин, мать вашу.

Мещерский взглянул на часы, поднялся, все разговоры затихли.

– Заседание окончено, – произнес он веско. – Всем надлежит в трехдневный срок подготовить рекомендации. На их основе будет принято окончательное решение.

Он вышел через боковую дверь, остальные начали неспешно подниматься, тяжелые и солидные, осознающие свой вес и значение. Даже те, кто сохранил сухощавость фигуры, двигаются с царственной медлительностью, это как бы признак ума, а кто суетится, тот неумный и малозначащий человек.